Песнь о Трое

Младенцами они были посвящены Аполлону, и если кто-то из них и противился такому решению собственной судьбы, то противился молча. По закону, установленному царем Дарданом, оракулы Трои должны были исходить из уст сына и дочери царя и царицы, предпочтительно близнецов. Поэтому у Гелена с Кассандрой не было выбора. В то время они еще пользовались относительной свободой, но после своего двадцатилетия они должны будут поступить в полное распоряжение трио, которое заправляло поклонением Аполлону в Трое: Калханту, Лаокоону и жене Антенора, Феано.

На Гелене был длинный струящийся хитон, какой обычно носили жрецы. Его мечтательного выражения лица и дивной красоты было достаточно, чтобы всецело поглотить мое внимание, пока он сидел у окна, обозревая городские окрестности. Он предпочитал меня всем остальным братьям, будь они сыновьями Гекабы, или другой отцовской жены, или кого-нибудь из наложниц, ибо меня не влекло к войне и убийству. Пусть его суровая аскетическая натура и не могла примириться с моим распутством, беседовать со мной ему нравилось, ведь речи мои были мирными, а не воинственными.

– У меня для тебя послание, – сказал он, не оборачиваясь.

Я вздохнул:

– Что я опять натворил?

– Ничего, что заслужило бы порицания. Мне просто велели передать, тебя ждут на совете сегодня после ужина.

– Не могу. У меня уже есть планы.

– Тебе лучше их отменить. Приглашение от отца.

– Ну надо же! Почему я?

– Понятия не имею. Будет очень мало народу. Несколько царевичей, Антенор и Калхант.

– Странное сочетание. Интересно, в чем дело?

– Пойди и сам узнаешь.

– О, я обязательно пойду! Ты приглашен?

Гелен не ответил. Его лицо перекосилось, в глазах застыло выражение, присущее мистикам, – взгляд был словно обращен внутрь. Мне уже доводилось видеть этот провидческий транс, поэтому я сразу понял, что происходит, и навострил уши. Внезапно он вздрогнул и принял нормальный вид.

– Что ты видел?

– Я не мог рассмотреть, – медленно произнес он, стирая пот со лба. – Образ, я чувствовал образ… Начало великих перемен, которые приведут к неизбежному.

– Ты должен был что-то увидеть, Гелен!

– Языки пламени… Ахейцы в доспехах… Женщина неописуемой красоты – не иначе как сама Афродита… Корабли – сотни кораблей… Ты, отец, Гектор…

– Я? Но при чем тут я?

– Поверь мне, Парис, все случится из-за тебя, – произнес он усталым голосом и резко встал. – Мне нужно найти Кассандру. Мы часто видим одно и то же, даже если мы не вместе.

Я тоже почувствовал едва уловимое присутствие чего-то мрачного и притягательного и покачал головой.

– Нет. Кассандра все разрушит.

Гелен был прав, когда говорил, что собравшихся будет мало. Придя последним, я занял место в конце скамьи, рядом со своими братьями, Троилом и Илионом. Почему они? Троилу было восемь лет от роду, Илиону – семь. Они были последними детьми моей матери, и оба были названы в честь того, кто отнял трон у царя Дардана. Гектор тоже был там. И наш самый старший брат Деифоб. По праву титул наследника должен был достаться ему, но все, кто его знал, и отец в том числе, понимали, что спустя год после восшествия на трон он все разрушит. Жадный, беспечный, вспыльчивый, себялюбивый, несдержанный – таков был Деифоб. Как же он нас ненавидел! Особенно Гектора, который узурпировал его законное место, – так он считал.

Участие дяди Антенора было закономерным. В качестве главного судьи он присутствовал на всех советах. Но зачем Калхант? Он всегда выводил меня из равновесия.

Дядя Антенор не сводил с меня глаз, и не потому, что я пришел последним. Два лета назад на Иде я стрелял из лука по мишени, приколотой к дереву, и вдруг, словно ниоткуда, поднялся ветер; он отнес мою стрелу далеко в сторону. Я нашел ее в спине младшего сына Антенора от его самой любимой наложницы – бедняга прятался в зарослях, наблюдая за нагой пастушкой, купавшейся в ручье. Он был мертв, а я – виновен в непреднамеренном убийстве. Не совсем преступление, но все же смерть, которую следовало искупить. Единственным способом сделать это было отправиться в дальние страны и найти там царя, который согласился бы провести ритуал очищения. Дядя Антенор не мог требовать мщения, но простить меня он тоже не мог. Это напомнило мне, что я до сих пор не отправился в дальние страны и не нашел великодушного царя. Лишь цари могли совершать ритуал очищения от непреднамеренного убийства.

Отец постучал по полу нижним концом скипетра из слоновой кости, круглый набалдашник которого искрился зелеными вспышками: он был украшен огромным, совершенным по форме изумрудом.

– Я созвал вас, чтобы обсудить то, что не давало мне покоя долгие годы, – произнес он твердым, сильным голосом. – Я говорю об этом сейчас, ибо вдруг осознал, что мой сын Парис родился в этот самый день тридцать три года назад. В день смерти и утраты. Лаомедонт, мой отец, был убит. Вместе с моими четырьмя братьями. Гесиона, моя сестра, была похищена и изнасилована. Лишь рождение Париса помешало тому дню стать самым мрачным днем в моей жизни.

– Отец, почему ты позвал именно нас? – мягко спросил Гектор.