Читаем Песнь о Трое полностью

Той же ночью мы довольно легко пробрались в Трою. Я шел первым, Диомед следовал вплотную за мной – его плечи заняли всю ширину водостока. Оказавшись внутри, мы проскользнули в уютный переулок и проспали там до утра, а когда проснулись, смешались с толпой. На большом рынке внутри Скейских ворот мы купили медовых лепешек, ячменного хлеба, две чашки овечьего молока и прислушались. Народ мало заботили ахейцы, вставшие лагерем на берегу Геллеспонта, вокруг царило радостное оживление. Люди с любовью посматривали на высившиеся вокруг бастионы и смеялись, представляя, как ахейское чудовище сидит, беспомощное, всего в нескольких лигах от них. Похоже, все как один были уверены, что Агамемнон отступится и уплывет прочь. Еды и денег у них было в избытке, Дардановы и Иденские ворота по-прежнему открыты, и движение идет через них, как обычно. Только сложная система часовых и стражников на самих стенах указывала на то, что город был готов закрыть Дардановы и Иденские ворота в тот же миг, как появится угроза.

Мы узнали, что город был снабжен многочисленными колодцами с пресной водой, а также амбарами и складами, в которых хранились непортящиеся запасы провизии.

Никто не готовился к сражению за пределами стен; воины, которые нам повстречались, слонялись без дела или распутничали, оставив оружие и доспехи дома. Агамемнона с его армией открыто высмеивали.


Вернувшись в лагерь, мы с Диомедом тут же принялись за работу в поселении лазутчиков и работали не покладая рук. Среди новобранцев были те, кто выказывал старательность и рвение, но были и такие, кто сник и расхаживал с мрачным лицом. Я перекинулся парой слов с Терситом и Синоном, и они согласились, что неприжившиеся должны исчезнуть. В конце концов из первоначальных трех сотен новобранцев у меня осталось двести пятьдесят четыре, и я считал, что мне повезло.

Глава пятнадцатая,


рассказанная Диомедом

Одиссей – выдающийся муж. Даже смотреть, как он обращается с рабом, уже поучительно. К концу первой луны наши двести пятьдесят четыре лазутчика стали именно такими, как мы хотели, хотя на задание их отправлять было еще рано. Я проводил с ними почти столько же времени, сколько и с воинами, которых привел из Аргоса, но то, чему я учился у Одиссея, позволяло мне лучше руководить своим войском и направлять его, затрачивая на это вполовину меньше времени, чем обычно. Среди воинов больше не было недовольства, когда я был в отлучке, и командиры больше не ссорились – я использовал методы Одиссея с большим толком. Конечно, я слышал шутки и перехватывал лукавые взгляды, которыми обменивались мои аргивляне всякий раз, когда видели меня с Одиссеем; даже другие цари начинали сомневаться в природе нашей дружбы. Меня это вовсе не огорчало. Если бы то, о чем они думали, было правдой, я бы не имел ничего против, кроме того, надо отдать им должное, в их отношении не было ни злобы, ни порицания. Все мужи были вольны утолять свой сексуальный голод с тем полом, который они предпочитали. Обычно – с женщинами, но во время долгого военного похода в чужих странах женщины были не так доступны. Чужеземки никогда не могли заменить нам наших супруг и возлюбленных, женщин нашей страны. В таких обстоятельствах лучше наслаждаться любовью с другом, который сражается рядом с тобой в битве и отгоняет врага своим мечом, пока ты поднимаешь свой.


Когда осень была в разгаре, Одиссей велел мне отправиться к Агамемнону и засвидетельствовать ему свое почтение. Я пошел, терзаясь любопытством, в чем было дело: в последнее время Одиссей часто тайно совещался с Нестором, но не говорил мне, что обсуждалось на этих советах.

Уже пять лун мы не видели и намека на троянскую армию, и в лагере воцарилось уныние. Трудностей с провизией мы не испытывали, так как побережье к северу от Троады и дальний берег Геллеспонта изобиловали фуражом. При одном взгляде на наши рыщущие в поисках съестного отряды проживавшие в тех землях племена бросались врассыпную. Но мы были так далеко от дома, что не могли съездить на родину навестить родных. Верховный царь не давал никаких приказов – ни возвращаться домой, ни идти в атаку, ничего.

Войдя в шатер Агамемнона, я увидел, что Одиссей был уже там и ничего особенного в его виде не было.

– Я должен был бы знать: если появился Одиссей, то и без тебя не обойтись, – заметил верховный царь.

Я улыбнулся, но ничего не ответил.

– Одиссей, чего ты хочешь?

– Собрать совет, мой господин. Давно уже пора все обсудить.

– Совершенно согласен! Например, что происходит в небезызвестной тебе лощине и почему я никогда не могу найти ни тебя, ни Диомеда после того, как стемнеет? Я хотел собрать совет еще вчера вечером.

Одиссей ответил на царское неодобрение со свойственным ему изяществом. Для начала он улыбнулся – улыбкой, которая могла победить непримиримых врагов, улыбкой, которая могла очаровать мужа намного холоднее, чем Агамемнон.

– Мой господин, я все расскажу, но – на совете.

– Очень хорошо. Оставайся здесь, пока все не соберутся. Если я позволю тебе уйти, ты можешь и не вернуться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Живая вещь
Живая вещь

«Живая вещь» — это второй роман «Квартета Фредерики», считающегося, пожалуй, главным произведением кавалерственной дамы ордена Британской империи Антонии Сьюзен Байетт. Тетралогия писалась в течение четверти века, и сюжет ее также имеет четвертьвековой охват, причем первые два романа вышли еще до удостоенного Букеровской премии международного бестселлера «Обладать», а третий и четвертый — после. Итак, Фредерика Поттер начинает учиться в Кембридже, неистово жадная до знаний, до самостоятельной, взрослой жизни, до любви, — ровно в тот момент истории, когда традиционно изолированная Британия получает массированную прививку европейской культуры и начинает необратимо меняться. Пока ее старшая сестра Стефани жертвует учебой и научной карьерой ради семьи, а младший брат Маркус оправляется от нервного срыва, Фредерика, в противовес Моне и Малларме, настаивавшим на «счастье постепенного угадывания предмета», предпочитает называть вещи своими именами. И ни Фредерика, ни Стефани, ни Маркус не догадываются, какая в будущем их всех ждет трагедия…Впервые на русском!

Антония Сьюзен Байетт

Историческая проза / Историческая литература / Документальное