Песнь огня

Грифф заговорил, обращаясь ко мне:

– Иксион захочет твоей крови. Сейчас больше, чем когда-либо.

Я показала Аэле ее седло, и она опускается, чтобы взять его с хриплым ворчанием.

– Знаю.

Грифф машинально потянул себя за рукав:

– А ты?

Когда мы впервые встретились, Иксион назвал меня крестьянской стервой и заявил, что однажды заставит меня и моих вонючих сородичей вспомнить, что мы принадлежим ему. Глядя на усеянные шрамами руки Гриффа, я понимала, что это значит. Побои и ожоги, которыми Иксион потчевал крепостных, которые ему не подчинялись.

Грифф думал, что я не понимаю, с чем мне придется столкнуться. Но он не мог понять, что у меня не было выбора. Двумя короткими рывками я затянула подпругу Аэлы. Я знала, что ее тело, натертое снаряжением, болит после долгого дня, проведенного в напряженных полетах, но моя послушная девочка не жаловалась.

– Будет ли он более милосерден к Ли, который убил его сестру? К моим наездникам, у которых такое же низкое происхождение, как и у меня?

На это у Гриффа не нашлось ответа.

Я устало вскарабкалась в седло, и Аэла резко раскинула крылья.

Настало время выяснить, какой бардак произошел у меня дома, когда я отправилась сюда, чтобы поиграть в героиню.

9

Атрей Атанатос

ЛИ

КАЛЛИПОЛИС

С меня сняли браслет лишь после того, как увели последних Стражников. Мне не надели мешок на голову, поэтому, пока мы идем из Внешнего дворца во Внутренний, я могу видеть знамена Триархии, поднимавшиеся вместо революционного над зубчатыми крепостными стенами. Эдмунд тащил меня за руку, а Иксион следовал за нами по пятам. Мое запястье без браслета, с помощью которого я мог призвать Пэллора, казалось обнаженным и слишком легким.

– Дракон в порядке, – сказал Эдмунд, заметив мой взгляд, – пока в порядке.

Мы вошли в заброшенный коридор Внутреннего дворца, который я сразу же узнал. Оказавшись в прихожей помещения, которое когда-то было крылом Грозовых Бичей, я замер.

– В чем дело, кузен?

Но Иксион точно знал, в чем проблема. Когда я не ответил, Эдмунд протащил меня под притолокой.

– Так это и есть покои предков, о которых я так много слышал…

Иксион невесело улыбнулся:

– Не хочешь ли ты послушать некоторые воспоминания? – Он указал на главный коридор, теряющийся во мраке, который вел в прежние апартаменты Западного Триарха. Со времен Революции здесь располагалась канцелярия. – Внизу было место, где мы с Джулией прятались в шкафу в Дворцовый день. Знаете, они пометили мою мать клеймом для скота. В память о моем отце, которого потом убили. Я до сих пор помню этот звук…

Он изобразил шипение раскаленного железа на коже, проводя пальцем по моей руке. Эдмунд нервно усмехнулся.

– Что теперь в наших старых апартаментах? – Прищурившись, Иксион взглянул на полки, уставленные каталогами. – Подразделения Цензурного Комитета. Очаровательно.

Я всерьез начал упираться, когда Эдмунд заставил меня остановиться перед дверью, о которой я думал с тех пор, как мы вошли в это крыло.

– А это… Дворцовая революционная коллекция, – прочитал Иксион табличку на двери. – Итак, я – бумаги, а вы – хранилище. Бюрократия!

Он выбил дверь в помещение, где когда-то располагались покои моей семьи.

– Старые бабушкины вазы! – Он оглядел переоборудованную кладовку и резко развернулся ко мне: – Гостиная, не так ли?

Я почувствовал, как холодный пот выступает у меня на спине.

По правде говоря, я избегал этой части Дворца с тех пор, как меня приняли в Стражники. Единственный раз, оказавшись на пороге этих покоев, я бросился бежать. Я так хорошо знал эту комнату, что мне чудился шепот мертвых.

– Лео, – с улыбкой обратился ко мне Иксион, – показывай дорогу.

Я выдернул руку из хватки Эдмунда и двинулся вперед через груды пыльных, покрытых плесенью старых вещей, принадлежавших моей семье. Мамины выцветшие платья, выглядывавшие из шкафа. Расчески Лариссы, покрытые паутиной, забытые на пыльном письменном столе Лаэрта…

Он хочет, чтобы ты увидел эти вещи. Чтобы вспомнил их. Чтобы почувствовал.

И это сработало.

Я остановился перед дверью гостиной. Шепот мертвых оглушал меня. Я едва расслышал слова Иксиона, когда он что-то положил мне в ладонь. Я опустил глаза и увидел отцовский кинжал. Тот самый, который у меня забрали сегодня утром. Энни нашла его в этой комнате несколько дней назад, когда искала драхтаназию.

Я хочу, чтобы, глядя на этот нож, ты вспоминал, что он принадлежал отцу, любившему тебя. И хочу, чтобы ты помнил, что я дала его тебе.

Энни все еще там. Энни. Ее имя – как заклинание, возвращающее меня к самому себе. К тому, кем я решил быть.

– И что мне с этим делать?

Иксион улыбнулся:

– Думаю, мне не надо тебе объяснять. Мы заберем тебя на закате.

Эдмунд повернул ручку и затолкал меня в комнату.