Песнь песней на улице Палермской

Янлов и другие художники дают мне новые знания, но и оставляют коричневые пятна на сердце. Яблоко с бочком стучит у меня в груди от отчаяния: ведь волшебство всегда навещает нас лишь проездом.

– Меланхолия – замечательная основа для колориста из северной страны, – утешает меня Янлов.

Он считает, что я уже достаточно подготовлена, чтобы приняться за немецких экспрессионистов. У каждого художника своя правда. Кто-то пытается привнести в хаос гармонию, другие ставят на конфликт. У Эрнста Людвига Кирхнера, Отто Дикса и Макса Пехштейна[69] красный воюет с чахоточным зеленым. Использовать комплементарные цвета при контрастной цветовой схеме начали аж в 1906 году. От всего этого недолго и самой сбрендить, даже тошнота подступает к горлу. Что станется с канарейкой в угольной шахте? Друзья-художники из Дрездена, проповедовавшие конфронтацию красок, действительно предвидели войну задолго до всех остальных.

* * *

Могильщик снова заявился домой с фруктами. Апельсины с угрожающим видом лежат на столе в гостиной под свадебной фотографией родителей Йохана. Эту фотографию склеивали гораздо чаще других. Разорванная пополам Грета прижалась щекой к груди Могильщика. Не следовало бы ей этого делать. Хеннинг и Грета — надпись под фото выполнена дрожащим косым почерком человека, полного надежд на будущее. Сочетались они гражданским браком, и Грета сияет на снимке не хуже свежевыпавшего снега на Ратушной площади. Если быть в курсе дела, можно догадаться, что под округлостью на ее платье скрывается еще не родившийся Йохан.

– Вскоре после свадьбы у моего отца произошло расстройство личности, – объясняет Йохан. Уже в шестилетнем возрасте ему выпала сомнительная честь быть единственным близким человеком для своей матери.

Начиналось все незаметно: чуточку изменялся взгляд Могильщика, а в голосе его начинал звучать едва слышимый щелчок маленького кнутика. Затем последовали надменные ответы и холод, холод, пронизывающий до костей, хотя на дворе стоял май. И наконец он стал просто глумиться над нею.

– Дура, дубина ты стоеросовая, – спокойным тоном, как бы констатируя общеизвестный факт, говорил он.

И это при том, что Грета, в отличие от Могильщика, окончила реальное училище с прекрасными отметками.

– Ты это в Det bedste вычитала? Да это ж смеху подобно.

Все, за что отец Йохана хвалил Грету ранее в тот же день, оказывалось не имеющим никакого значения, ведь он расточал ей похвалы лишь с целью не портить себе нервы, раз уж она не терпит

критики.

– Что же, мне и правды сказать нельзя, что ли? – вопрошает он.

– Какой правды? Что я такого сделала? Скажи, пожалуйста, – шепчет она.

– Нет уж, в таких вещах ты сама должна разобраться. Совесть свою спроси, – говорит Могильщик, славящийся умением переиначивать цитаты из Библии.

В особенности когда находится под влиянием паров церковного вина.

– Я же не могу делать за тебя всю работу, верно? Посмотри, как ты кричишь, Грета. Да ты и вправду не терпишь критики! – безапелляционно заявляет он.

– И вот так отец всю дорогу ее подзуживает, – рассказывает Йохан.

Либо для того, чтобы заставить Грету пресмыкаться перед ним, либо чтобы загнать ее в угол, где она выходит из себя и бьет его в грудь своими кулачками. И тогда он успокаивается и прекращает издевательства.

– Да ты насильница! – спокойным тоном говорит он.

«Вот видишь, ты мной оборотилась. Выходит, нет мне нужды таким оставаться».

– А потом отец кается, – объясняет Йохан.

Но вот Могильщик приносит домой новый аквариум и новых гуппи. Нет, однако, хуже подарков, нежели те, что в любой момент можно забрать назад. Так что лучше уж вообще без них обойтись, хотя Йохан очень любит этих рыбок.

Могильщик появляется дома с букетом белых лилий и грохается на колени перед Гретой. В последующие дни он посвящает все свое внимание супруге, осыпает ее похвалами, пока они не становятся ей уже невмоготу. «Гретуленька, я люблю тебя, я люблю тебя, все это лишь потому, что я так сильно люблю тебя», – распевает, словно бы декламируя, он, ожидая, что жена ответит ему тем же в следующей паузе.

Однако паузы Греты все больше затягиваются. Она просто не в состоянии так быстро найти нужные слова. И вот уже что-то начинает колоть Могильщику глаза. Позднее в тот день Йохан слышит, как отец заходит к матери.

– Ты что, испугалась? – улыбается он ей странной улыбкой.

Йохан ненавидит белые лилии так же сильно, как и безликие апельсины. Всего за несколько дней праздничное убранство на столе превращается в мергельную яму, заполненную гниющей водой из вазы с цветами, что пропитывает всю гостиную вонью предательства.

– Никогда не знаешь, когда отец так разозлится.

И все-таки и Йохан, и Вибеке, и Грета чувствуют это за много часов до начала извержения вулкана.