Песни китов

– Не гони, а? – проговорил Гусев. – А то молодой сбежит, не взойдя на борт… Ну вот, кажется, оседает.

Когда багровая муть улеглась на дно, Гусев вставил в другую банку воронку, насыпал в горловину черных таблеток (уголь?), после чего взялся осторожно, тонкой струйкой, переливать жидкость.

– В общем, все узнаешь по ходу… Как, к вечеру справишься?

Вопрос был обращен к «алхимику» в тельняшке.

– Обижаешь. Напиток будет – высший класс!

Вечером на стол был торжественно водружен трехлитровый «пузырь», в котором плескалась янтарная жидкость и плавали какие-то растения. Цвет, пояснил Гусев, обеспечил корень чаги, а плавающая флора гарантировала вкусовые качества. Народу набилась куча, рука Рогова даже устала от рукопожатий, жаль, имена тут же выскакивали из головы. Вон тот, в сером свитере, вроде бы сдаточный капитан Булыгин. Как объяснили Рогову, на время испытаний главный тут не военный командир, а гражданский, потому, наверное, и физиономия у того мрачная (первый трупешник, за него надо отвечать!). А вон тот военный, судя по звездам россыпью, каплей, военпред по фамилии…

– Деркач, – напомнил Жарский, сидевший слева. – Зверь, защищает интересы оборонного ведомства, как цепной пес! Но имеет слабое место: любит бухнуть. Заметил, он первый сегодня прибежал? У Деркача нюх на «шило», как только оно объявляется у подрядчиков – буквально несется на запах. Поэтому используй эту зависимость.

Справа толкал локтем Гусев, исполнявший роль разливальщика, а за Жарским высился громила Зыков, тоже из ЭРЫ, ответственный за навигацию. Он единственный напялил на себя униформу, и новенькая куртка, похоже, готова была разойтись по швам. Когда он наваливался на соседа, Жарский вскрикивал:

– Эй, нечего меня плющить! Даже молодой норовит придавить ответственного сдатчика! А у меня только тело маленькое, а душа – очень даже большая!

Рогов не обижался на «молодого»: это и возрасту соответствовало, и опыту. Он в очередной раз повернулся влево:

– А точно на каждом проекте… Короче, про жертвы – это правда?

Жарский усмехнулся:

– Испугался?

– Просто много нового, с толку сбивает. Я думал, что ЭРА означает: НИИ «ЭлектроРадиоАвтоматика». Что спирт – это спирт, а «шилом» дырки прокалывают. Что…

Рогова похлопали по плечу.

– Есть многое на свете, друг Горацио, чего не понимает наше рацио. Ты еще белого мичмана не видел, а это, брат, покруче шила будет!

– Хватит, а? – встрял в разговор Гусев. – Язык у тебя как помело. Может, и не увидит он никакого мичмана. То есть обычных мичманов тут завались, а белый раз в год по обещанию появляется.

Жарский уже тянул руку за банкой:

– Что-то я действительно базарю много… Ты давай пей да закусывай. Знаешь флотский афоризм? Если б «шило» было твердым, я бы его грыз!

Под занавес, когда за окном основательно стемнело, в дверях возникла женщина.

– О-о, какие люди! – оживилось застолье. – Алка, садись со мной! Нет, со мной! Да ты что, Гусев же убьет!

Рогов почувствовал, как сосед справа напрягается, устремив глаза на позднюю гостью. Вроде в той не было ничего особенного – невысокая, круглолицая, разве что вырез платья нагловат, полгруди наружу. Особенность заключалась скорее в уверенной манере, когда женщина может кого-то погладить по голове, кого-то потрепать по щеке или легко отбить шаловливую руку, обхватившую талию. Она двигалась по кругу, быстро производя все эти действия, и Рогов вскоре почувствовал ее ладонь на своем плече.

– В нашем полку прибыло? – склонилась она к уху, обдав запахом терпких духов.

– Да, сегодня только… – смутился Рогов.

– Вижу, вижу, вчера тебя не было. Что ж, вливайся в коллектив. Только знай: «шило» – не самое главное в жизни.

– Что же главное, Аллочка? – игриво спросил Жарский.

– Сами знаете что.

Гусеву досталась главная ласка – поцелуй в губы, но присела Алка не рядом, а напротив Гусева, чтобы упереть в него взгляд блестящих, чуть навыкате глаз. Всколыхнувшееся застолье входило в прежнее русло, только справа по-прежнему чувствовался напряг. Эта парочка ни слова не говорила, диалог был молчаливый, но за этим молчанием чувствовалось столько!

Неожиданно Рогов почуял, как по ноге что-то скользит, вроде как чья-то ступня. Настал его черед напрягаться, однако ногу быстро оставили в покое – возможно, перепутали. Скосив глаза, Рогов увидел, как в промежность Гусева уперлась светло-коричневая, обтянутая капроном ступня. Она шевелилась, живя между гусевских ног своей жизнью и порождая на лице главного по монтажу непередаваемую мимическую игру. Рогов отвернулся, чувствуя, как багровеет (хотя с чего бы?). Застольная болтовня, казавшаяся крайне интересной (и даже познавательной), утратила смысл. Рогова опять захватывала в плен стихия, разрушавшая выстроенную картину мира, повергавшая в непонятную тоску: на него накатывало то, чего он всегда боялся и к чему все равно стремился…