Песня единого фронта

Мальчик ничего ей не ответил. Пока она повязывала черный шерстяной платок, он достал курицу, сдул с нее остатки снега и положил на два полешка перед печкой, чтобы она оттаяла.

Старушка больше не смотрела на него. Одевшись, она взяла его за руку и решительно направилась к двери.

Некоторое время мальчик послушно шел следом. На дороге было много народу — мужчин и женщин, все шли на похороны. Внезапно мальчик вскрикнул от боли. Он угодил в сугроб. С перекошенным лицом он вытащил ногу, вприпрыжку доковылял до придорожного камня и, опустившись на него, стал растирать ступню.

— Я вывихнул ногу, — сказал он.

Старуха недоверчиво на него посмотрела.

— Ты вполне можешь идти, — сказала она.

— Нет! — огрызнулся он. — А если не веришь, посиди со мной и подожди, покуда пройдет.

Старуха молча села подле него.

Прошло четверть часа. Мимо все еще тянулись деревенские жители; правда, их становилось все меньше. Мальчик и старуха упрямо сидели на обочине дороги.

Наконец старуха сказала с укором:

— Разве он не учил тебя, что не следует лгать?

Мальчик ничего не ответил. Старуха поднялась со вздохом. Она совсем замерзла.

— Если ты через десять минут не нагонишь меня, я скажу твоему брату, пусть задаст тебе трепку.

И она торопливо заковыляла дальше, чтобы не пропустить надгробную речь.

Мальчик подождал, пока она отойдет достаточно далеко, и медленно поднялся. Он пошел обратно, часто оборачиваясь и не переставая прихрамывать. И только когда изгородь скрыла его от глаз старушки, он пошел как обычно.

В хижине он уселся около курицы и стал смотреть на нее. Он сварит ее в котелке с водой и съест крылышко. Тогда будет видно, отравится он или нет.

Он все сидел, когда издалека донеслись три пушечных выстрела. Они прозвучали в честь Фрэнсиса Бэкона, барона Веруламского, виконта Сент-Альбанского, канцлера Англии, который одним своим современникам внушал отвращение, а другим — страсть к полезным знаниям.

НЕПУТЕВАЯ СТАРУХА

Бабушке моей было семьдесят два года, когда умер дед. Он владел маленькой литографией в одном баденском городке и проработал в ней с двумя-тремя подмастерьями до самой смерти. Бабушка вела хозяйство одна, без прислуги; она следила за ветхим, покосившимся домиком и стряпала для мужа, работников и детей.

Бабушка была маленькая худенькая женщина, с живыми, как у ящерицы, глазами и тихой, неторопливой речью. В очень скромных условиях она вырастила пятерых детей, а всего родила семерых.

Две дочери ее переселились в Америку, двое сыновей тоже разъехались кто куда. Только младший, послабее здоровьем, остался в городе. Он стал печатником и завел большую, не по средствам, семью.

Так и вышло, что после смерти мужа бабка осталась одна в доме.

Ее дети писали друг другу письма, обсуждая, как с ней быть. Один из сыновей предлагал ей переехать к нему, а печатник мечтал перевезти свое семейство в отцовский дом. Но старуха отклонила эти предложения и сказала, что предпочитает получать от детей, кому позволяют средства, небольшую денежную помощь.

Устаревшую литографию пришлось продать за бесценок, а кроме того, после мужа остались долги.

Дети писали матери, что не годится ей жить совсем одной, но, так как она оставляла их советы без внимания, уступили и стали каждый месяц посылать ей понемногу денег. В конце концов, рассудили они, в городе остается их брат, печатник.

Печатник и в самом деле взялся сообщать о матери братьям и сестрам. По письмам, которые он писал моему отцу, и по рассказам отца, который спустя два года навестил бабушку, я и знаю, что у них там произошло.

По-видимому, печатник был в обиде на бабушку оттого, что она отказалась поселить его в своем довольно просторном, пустующем теперь доме. Сам он ютился с четырьмя детьми в трех комнатках. Но старуха и вообще почти не поддерживала с ним отношений. Каждое воскресенье она приглашала детей на чашку кофе после обеда — вот и все.

За три месяца она, бывало, разок-другой навестит сына да, когда поспевали ягоды, поможет невестке сварить варенье. Невестка из кое-каких замечаний свекрови заключила, что квартира сына кажется ей слишком тесной, и сын не удержался и в очередном послании поставил против этого места в своем отчете восклицательный знак.

Когда отец спросил в письме, чем же, собственно, занимается теперь мать, печатник ответил кратко, что она ходит в кино...

Надо вам сказать, что такое времяпрепровождение было в те времена весьма необычным, а особенно в глазах ее детей. Тридцать лет назад кино сильно отличалось от нынешнего. Картины показывали в неприглядных, душных помещениях, обычно в старых кегельбанах; кричащие плакаты у входа оповещали об убийствах и трагедиях на почве ревности. По правде говоря, туда заглядывали только подростки да еще влюбленные парочки в поисках местечка потемнее. Присутствие одинокой старой женщины, конечно, не могло не бросаться там в глаза.