Песочные часы

Я слишком хорошо знаю Юго-Восточную Азию и не могу позволить себе иметь в этом вопросе какие-то иллюзии. Конечно, они у меня случаются. Время от времени я прихожу в восторг при виде ростков прогресса, начинаю вдруг верить в мирную эволюцию, славлю рост урожайности на рисовых полях стран АСЕАН. Но достаточно поехать туда еще раз, чтобы устыдиться этих детских надежд. Другое дело, что есть такие люди, которые потеряли стыд и громко кричат, что голод и несправедливость подходят в Азии к концу. Их совесть спокойна. Я жду, когда они скажут, что леность азиатов — главная причину их бедствий. Это вечно модная песня европейско-американского мещанина, которая воскресает в каждом поколении, как «Танго Милонга» или «Унесенные ветром».

А ведь все это неправда. В несоциалистических странах Юго-Восточной Азии ничего не меняется. А если и меняется, то только в крупных промышленных центрах, в жизни относительно обеспеченных групп населения и в столь мало ощутимой степени, что такие перемены не могут быть аргументом идеологического характера.

Чему, собственно говоря, служит вся эта юридически-дипломатическая болтовня, ЮНИДО и ЮНКТАД, Борлог и Мюрдаль[8]

, конференции и симпозиумы? Все это игра в прятки, хорошая мина при плохой игре, все равно что мертвому припарки.

Уж сотни раз об этом говорилось.

VIII.

Поэтому и стоит, быть может, написать о Кампучии нечто большее, чем простой отчет. Здесь, если я верно понял, произошло столкновение двух различных между собой принципов. Возник первый в регионе конфликт между революционными силами, причины которого необходимо понять, ибо возможны выводы, важные для будущего. Надо внимательнее приглядеться к судьбам известных нам лозунгов, а этого, пожалуй, нельзя сделать в цикле коротких корреспонденции.

Столкновение бедных с бедными, гражданская война, в которой крестьяне стреляют из автоматов, расхождения в понимании одних и тех же слов — все это в сто раз интереснее и важнее, чем описывать конфликты, о которых все известно уже много лет. Сам тот факт, что среди новых руководителей страны преобладают люди, недавно занимавшие офицерские должности у «красных кхмеров», склоняет к тому, чтобы поглубже изучить причины падения Пол Пота. Ведь и у меня до недавнего времени были поводы к тому, чтобы поддерживать «красных кхмеров». Если теперь я вынужден буду отречься от солидарности с ними, это следовало бы как-то выразить, хотя бы ради приличия. В наше время это не самая нужная вещь, большинство людей не испытывают такой потребности. Впрочем, и я провожу эту операцию лишь на бумаге, в то время как в декабре 1978 года британский профессор Малколм Колдуэлл заплатил жизнью за перемену во взглядах по вопросу о «красных кхмерах». Что касается меня, я вижу, что имеющийся здесь воинский эскорт достаточно многочислен для того, чтобы можно было обстоятельно рассуждать в обстановке полной безопасности.

IX.

А и то сказать: кому, в сущности, до этого дело? Кто у нас будет забивать себе голову спорами и столкновениями внутри так называемой «желтой расы»? Те, кого это интересует, имеют свое мнение. Мою точку зрения, крайнюю, непримиримую, подчас на грани неуместного ныне догматизма, им трудно принять. Полпотовец, если на него смотреть с варшавской улицы Новый Свят, кажется скорее нелепым, нежели страшным. Впрочем; у нас, в Польше, все эти рассуждения по-настоящему интересны примерно пятнадцати уважаемым «азиатам»-востоковедам. Многим они покажутся материей скучной и их не касающейся. У некоторых вызовут, по всей вероятности, самодовольную усмешку. Я не должен себе внушать, что дело обстоит иначе. Очередной специальный корреспондент рассказывает истории, не поддающиеся проверке. Какое нам до всего этого дело? Что мы можем? Наша хата с краю. Пусть они не размножаются, как кролики. Пусть лучше работают. И вообще оставьте нас в покое, хватит спасать человечество за наш счет.

Конечно, культурная публика любит знать, что за игра ведется, кто берет верх, кому всыпали, «крепко ль держатся китайцы»[9], будет ли война, из-за чего все началось и что дальше. Это желание глубокоуважаемой публики я должен выполнить. Это моя профессия — и как это делается, мне известно.

X.

Итак, решено. Никаких сомнений, никаких сложных рассуждений. Ne sutor supra crepidam[10]. Это Простое изречение внезапно наводит порядок в спутавшихся мыслях. Припадок безграничной неприязни к равнодушным людям проходит. Я снова вижу сложность проблем, их обусловленность, горький опыт истории и многое другое.

XI–XX

XI. Я поднял с земли четыре китайских патрона 7,62 калибра и украдкой спрятал в карман. Если на границе Не прицепятся таможенники, будет что показать по возвращении.