Песочные часы с кукушкой

– Мало радости в том, чтобы мучиться тысячелетиями, а потом развязать смертоубийственную войну, в которой сгорит все живое. Особенно – если эту судьбу выбирал не ты. Я наблюдал за вами, за людьми. Скованный и раздираемый мучениями, я все же мог взглянуть на человечество, на то, как оно росло и развивалось… Впервые я задумался о том, как победить Рок, когда вы узнали, что «Земля вращается вокруг Солнца», а не наоборот. Познавательно было смотреть, как меняется из-за этого мир, но, к сожалению, слишком медленно. Это знание распространялось по Земле десятилетиями, а приживалось и того дольше… Плотник из Галилеи был близок к тому, чтобы его учение повлияло на мир, но опять же – все происходило слишком медленно. Когда я понял, что могу использовать людей… Как Идея может перевернуть Вселенную… Конец одного мира означает начало другого, если изменения происходят в умах людей, в одно и то же время, с одной и той же силой. Здесь, на Острове Науки, собраны лучшие ученые эпохи. Здесь находятся журналисты, которые разнесут весть о «Бриарее» во все уголки света. Все они увидят… то, что произойдет.

Яков по-мальчишески улыбнулся, так, словно устроил всего-навсего крупную шалость.

– Но почему… этот гигант? Не новая религия, не огненный дождь, а – механизм?

– Для божественных явлений уже немного поздновато, мой друг. Уже несколько столетий, как человечество направило свой разум, а значит, и помыслы, и силу воображения, на науку. Так что действовать я стал именно на этой стезе. Сначала – не напрямую, лишь исподволь внушая и подбрасывая идеи; но потом мне стало понятно, что необходимо самому появиться здесь, среди людей. Во плоти, так сказать.

– Но… если Локи в пещере…

– Одновременно я и там, и здесь. Как… ты все равно не поймешь. Я так вижу, что ты от волнения вообще мало что смог уяснить из моих объяснений, Карл – но это нормально, не каждый день идешь убивать друга, а он оказывается богом. – Слова били в цель, но во взгляде Якова Карл увидел озорные искорки.

– Я вовсе не собирался тебя убивать, – Карл Поликарпович неосознанно пощупал револьвер, лежащий в кармане. – Я хотел… вразумить. Помешать. Разбить что-нибудь важное в этом гиганте, увести Адама…

– Люди очень часто делают то, чего не собирались, под влиянием момента. Уверен, стрелять в Жака ты не планировал. Но, тем не менее… Вопрос в другом – выстрелишь ли ты в меня?

– А… разве тебя можно… в этом виде?…

– Убить? Да. Это тело смертно. Тремя оставшимися пулями можно разнести мне голову вдребезги. Так что, надумал?

Клюев пристально посмотрел в лицо Якова. Оно было спокойным, почти отрешенным. Яков казался сейчас почти человеком – если бы не ощутимые волны жара, исходящие от него, и сияющие потусторонним огнем глаза. Карл Поликарпович вынул руку из кармана и опустил вдоль тела. И сказал, неторопливо подбирая слова:

– Я и вправду больше половины не понял из того, что ты сказал сейчас, да это и не важно. Что вне нашего разумения – то и не поймешь. Но стрелять в тебя не буду. Я, возможно, старый дурак, но мне казалось, что я знаю тебя, и ты был моим другом… да и сейчас, странное дело, так же думаю. И верю тебе, Яков. Верю в то, что ты пытаешься как-то обхитрить вселенский закон, Рок, Судьбу… Я не фанатик, не крестоносец… – Клюев замолчал и, спохватившись, запрятал крест обратно под ремень, и прикрыл пальто. – О том жалею, что в помрачении и вере в собственную правоту спустил курок там, внизу.

– Не могу тебе запретить по-христиански оплакивать его и раскаиваться в содеянном, Карл… – Яков едва касаясь, положил руку на плечо Клюева. – Но Жак сам виноват, что не сумел объясниться. И… – Он посмотрел на солнце. – Тебе пора, друг мой.

– Что будет-то теперь? – Спросил Карл Поликарпович, согласно кивнув.

– Все пойдет по плану. И… либо получится, либо нет. Тут уж никакие твои поступки ничего не изменят. Да и мои тоже… Ступай вниз, Карл.

Клюев чуть ли не жалобно посмотрел на Якова, качнулся вперед, в неосознанном желании обнять друга, но тот не пошевелился, и лицо его осталось таким же бесстрастным; и Карл отступил.

– Да-да… вниз.

Он спустился к кабинке и, забравшись в нее, дернул рычаг. В голове был какой-то туман, мешанина из образов и обрывков слов. Локи… Один… боги и омела, змея и чаша. Доехав до пояса «Бриарея», Карл вышел из кабинки; почти сразу за этим услышал шелест. Сверху свалилась веревка – похоже, Яков обрезал часть противовеса, чтобы Карл, если вдруг передумает, не добрался до него. Не в силах превозмочь чувство вины, Клюев подошел к обломкам перил и взглянул вниз: там, у штабеля с трубами, суетились полисмены.

«Видать, тело обнаружили… – подумал Карл. – Теперь не отвертеться… да и не собирался я отказываться от сделанного, наворотил, так отвечать придется».

И он медленно пошел к следующему подъемнику.

Внизу его встретили полисмены, вооруженные, в отличие от первых, не только дубинками. Правда, на Клюева револьверы покамест не наставляли. К нему подошел пожилой полицейский с седыми усами и вежливо сказал:

– Старший констебль Доусон. Сдайте, пожалуйста, ваше оружие.