Песочные часы с кукушкой

– За счет заведения, новое лакомство, попробуйте.

Чай был сладкий, черный – но без молока, как Клюев любил. За едой фабрикант расслабился, успокоился и тревожащие его необъяснимые страхи отступили.

Колокольчик над дверью тренькнул, и Карл Поликарпович неосознанно поднял голову, посмотреть на вошедшего. И удивился, узнав в миловидной барышне, что влетела в кофейню так, будто за ней несся сатана, ту самую молодую журналистку, которая часто бывала у Шварца, и к семье которой они раз приезжали с визитом. Девушка застыла на пороге, словно бы не совсем понимала, где находится.

– Мисс Кромби! – Махнул ей рукой Клюев. – Как я рад вас видеть! Присоединяйтесь, пожалуйста.

Девушка неуверенно обвела взглядом зал и подошла к столику фабриканта.

– Да садитесь, садитесь. Как это будет по-английски? «В ногах правды нет».

Мисс Джилл опустилась на стул напротив Клюева и сняла перчатки. Пробормотала что-то вроде «Добрый день» и уставилась в стену.

– Вот так встреча, – добродушно сказал Карл и подвинул к ней меню. – Заходили на Николаевскую?

Девушка кивнула, двигаясь как-то заморожено. Клюев отметил и покрасневшие веки, и румянец на лице, вздохнул.

– Случилось у вас что? – С непритворной теплотой спросил он. Затем, вспомнив, какие намеки слышал от Жака пару месяцев назад, понимающе похлопал мисс Кромби по руке. – А, понимаю. С женихом своим поссорились, Адамом? Так это дело обычное, не берите в голову. Бывает у всех влюбленных, пройдет пара дней, и забудете про размолвку…

Вначале девушка посмотрела на него отстраненно и холодно, как и полагается английским леди, когда им задают слишком личные или же неуместные вопросы. А потом, к полному смятению Карла Поликарповича, ресницы ее задрожали мелко-мелко, и она заплакала навзрыд.

– Ох, матерь божья, царица небесная… – Забормотал Клюев по-русски, смущаясь эдаким взрывом, но вынуть из кармана платок и протянуть девушке все ж догадался. – Полноте… то есть, come down, мисс…

«Вот так-так, ткнул пальцем в небо, а попал по больному… – подумал он. – Неужто и впрямь дела сердечные?».

Журналистка промычала что-то сквозь платок.

– Простите, что? – Снова обратившись к английскому языку, переспросил Клюев.

– Он меня любит… – пролепетала девушка.

– Так это ж хорошо.

– Вы не понимаете… – снова полились слезы. – Он любит меня, но ни за что не бросит его!

– Кого? – Опешил Клюев.

– Как будто ему разум затуманили… Это неправильно. Он сказал, что не оставит хозяина, что ему жизнью обязан, и слово его закон… Это ведь как рабство! Как будто… вдруг это секта? Этот страшный человек что-то с ним сделал! Невозможно же так подчинить чужую волю, если только тут не замешано что-то ужасное! Противоестественное. Он его словно за марионетку держит!

– Да кто «он»? – Запутавшись в речах девицы, перемежающихся рыданиями, Карл Поликарпович против воли брякнул: – Кто – Жак?

– Да при чем тут Жак! – Рассердилась девица. – Я говорю о мистере Джейкобе!

Медленно, будто шестеренки в мозгу проржавели и отказывались крутиться, Клюев перевел для себя: Джейкоб – Яков.

– Вы что-то путаете… – Успокаивающим тоном произнес фабрикант. – Вот, выпейте чаю… – Расторопный официант, едва увидел, что к посетителю присоединилась дама, тут же выставил второй прибор и обновил напиток, и Клюев поспешил налить мисс Кромби полную чашку. По своему, хоть и небогатому, опыту общения с англичанами он знал, что у них «tea» решает почти все проблемы. Глядя, как заплаканная барышня схватила чашку, словно утопающий – спасательный круг, он окончательно в этом уверился. – Сейчас попьете горяченького, успокоитесь, и все мне расскажете. Ну… – спустя минуту обратился он к Джилл. – Что там у вас стряслось с мистером Ремси?

Мисс Кромби долго смотрела в стол, а затем, еле двигая губами, тихо начала говорить.

– Я пришла к Адаму. Нам надо было обсудить… то есть, понимаете, я больше не могла так – я хотела знать точно.

– Понимаю. – Сказал Клюев, хотя, наоборот, пока объяснения девицы ничего не проясняли, и отличались от того, что он слышал ранее, лишь отсутствием всхлипов.

– Если бы он сказал, что более не чувствует ко мне ничего более дружеского участия, мне было бы даже легче. Но он сказал… Он сказал, что любит меня больше жизни, что не мыслит существования своего хотя бы без осознания того, что я где-то в этом мире… Но он не может быть со мной, потому что всецело принадлежит мистеру Шварцу. Чем подобное можно объяснить?

– Например тем, что Адам имеет некие обязательства перед Яко… мистером Джейкобом, и, как настоящий джентльмен, не может позволить девушке, которую любит, связать с ним свою жизнь до тех пор, пока он обязательств этих не выполнит, – сказал Клюев и почувствовал, что вспотел, составляя такую длинную и заковыристую фразу на чужом языке. – Я так понимаю, что мистер Шварц Адама вырастил, воспитал, дал образование…