– О Проекте? – Добродушно улыбнулся Яков. – Я могу сказать только то, что все идет своим чередом и двадцать третьего будет торжественное открытие. Вы ведь придете? – Джилл кивнула, и ученый продолжил: – Но, я уверен, вы здесь вовсе не для интервью. Вы ведь пришли повидаться с Адамом.
Джилл мысленно возликовала, но внешне постаралась придать лицу вид обиженный и немного напуганный.
– Я…
– Ничего страшного, – сказал Шварц. – Я не монстр. Можете поговорить с ним – только недолго, у него много работы. Полчаса, думаю, вам хватит. И постарайтесь потерпеть до окончания Проекта, хорошо? После у вас будет сколько угодно времени. Позвольте, я вас провожу.
Изобретатель позвал ее за собой, и они вышли в коридор. Жак трусил позади. Шварц остановился, открыл дверь, за которой, насколько могла разобрать Джилл, располагалась крайне захламленная гостиная, либо библиотека, и махнул рукой, указывая ей направление:
– Вверх по лестнице, третья дверь направо, вы там уже были, если мне не изменяет память.
– Патрон, пресса. – Жак подал Шварцу сложенные газеты.
– Как закончите говорить, спуститесь и постучите. Жак проводит вас до выхода.
Шварц и его помощник скрылись за дверью. Джилл поднялась по лестнице, помедлила секунду, а потом тихо, как мышка, спустилась вниз и застыла под дверью, за которой скрылись Шварц и Мозетти. Она затаила дыхание и прислушалась.
Томпсон категорически настаивал на том, чтобы Джилл отставила на время свои чувства и вела себя профессионально. Она зайдет к Адаму, но лишь под конец отведенных ей тридцати минут, и будет надеяться, что ее возлюбленный не станет отчитываться Шварцу, сколько времени она провела у него в комнате.
В библиотеке зашуршала газета, и приглушенный голос мистера Джейкоба произнес:
– Вчерашняя акция, ну конечно. Интересно почитать… ты слышал об этом?
– На улицах сегодня только и разговору, что о вчерашней толкучке. Говорят, десятерых задавили насмерть.
– В «Новостях» пишут, что все живы. Но множество ушибов и синяков.
Джилл сама писала эту статью – после разговора с Томпсоном она зашла в полицейский участок и расспросила старшего инспектора, пригрозив тем, что статья все равно будет написана, но только от его общительности будет зависеть, упомянет она в ней невежливость полисмена и потерянную шляпку, или же умолчит. Она было сделала шаг назад, посчитав, что обсуждение знакомой ей до последней запятой статьи вряд ли заинтересует Томпсона, как застыла снова.
– Ну, вот и начинается, – сказал Жак. – Выступления, страхи, толпы, паника… Хаос.
– Хаос – это хорошо. – Мистер Шварц снова зашелестел страницами. – Это очень хорошо, Жак.
– Почему?
– Я способствовал тому, чтобы возник этот остров Науки, Жак, предполагая его неким уравновешивающим центром. Оплотом порядка в океане хаоса. Ты же знаешь, что не просто так здесь собраны лучшие умы… Но, рано или поздно, в любом средоточии порядка, стабильности – если не сказать «стагнации», – возникает очаг хаоса. То, что произошло вчера – естественный ход событий. И как раз вовремя, надо сказать.
– Я так глубоко, как ты, не смотрю. Не способен. Все, что я вижу – так это мешающие делу демонстрации. Как бы к двадцать третьему не устроили что похуже, например, ангар в осаду не взяли.
– А они и устроят. Это провокация, Жак, и если ты думаешь, что эти люди вчера, у здания Совета, пришли по собственной инициативе, то ты заблуждаешься.
– Так почему ты это допустил?
– Несмотря на то, что ты обо мне знаешь, я не всесилен. Иначе добился бы своего, просто шевельнув пальцем. И к тому же, как я уже сказал – хаос неизбежен и даже является частью плана.
– Ну, тебе виднее. О, смотри, тут есть статья об электро-моторе некоего голландца, пишут, что он лучше нашего…