Песок в раковине

— Я пока не сказала ни да, ни нет. — Сказала Анна. — Я должна быть уверена, что при этом всё останется на своих местах, я имею в виду тебя и Грит.

— Могла бы и не говорить. — Он улыбнулся. — Я и так знаю, что ты на моей стороне. Только в данной ситуации…

— А плевала я на ситуацию. — Нахмурилась Анна. — Для меня главное — ты.

— Я знаю. — Он накрыл её ладонь на том месте, где когда-то у него было сердце, живой рукой.

— Я хочу, чтобы ты знал…

— Тс-с-с. — Перебил он её, повернув голову и прижавшись лбом к её лбу. — Помолчи. Я всё знаю. Но давай, не будем сейчас об этом говорить.

— Нам придётся поговорить!

— Поговорим.… Через пять дней, когда выйдем из гиперпространства и попрощаемся с лордом Ошем. Тогда нам придётся решать, что мы делаем дальше и куда направляем корабль; заодно и поговорим. Не надо сейчас, ладно?

В конце концов, имел же он право на несколько счастливых минут?..

Кейв не ожидал подобной реакции со стороны Анны, и не спал всю ночь после этого разговора, раздумывая, как быть. Анна нашла абсолютно точное определение его душе: Кейвар Мессейс, бывший лорд Орин, был существом диким, холодным и смертельно опасным. От природы страстный и открытый, он волею судьбы оказался в ситуации, когда от скрытности и сдержанности зависела его жизнь. В раннем детстве он подвергся мощной психологической ломке со стороны его опекунши, леди Арины, стремившейся поскорее превратить его в кинтанианина и нейтрализовать опасные качества его натуры — его мероканскую открытость, вспыльчивость, самостоятельность, его гордость и чувствительность. Сломать его она так и не смогла; как и Анна, он оказался сильнее всякого давления и всяких ударов судьбы. Приняв необходимость подчиниться обстоятельствам, чтобы в итоге добиться своего, он подчинился внешне, но не внутренне. Душевную боль он поборол, заморозив себя до состояния, когда ничто уже не способно ранить; когда даже близкие люди не в состоянии обидеть, потому, что сам он перестал быть близким человеком для кого бы то ни было. Мальчик, мечтающий, чтобы его полюбили и пожалели, остался в далёком-далёком прошлом; Кейвар не хотел любви и не собирался никого любить сам. Он так же давно забыл, что такое жалость, и не потерпел бы, чтобы жалели его. Леди Арину он тихо ненавидел, о чём она прекрасно знала — но она была уверена в своей власти над ним, которая на самом деле была фикцией. При всём своём уме, и тонком знании психологии мужчин, она понятия не имела, насколько непокорным был её воспитанник. Молчаливо принимая правила игры, он вёл себя безукоризненно, будучи настоящим кипом внешне, настолько безупречным, что истинный кинтанианин Ош ему в этом уступал; но внутри он был диким зверем, который понял, что клетку не одолеть, и терпеливо ждёт, внешне спокойный, внутри — напряжённый каждым нервом в ожидании своего часа. Он никому не был должен, и никого не считал своим должником; его единственной целью было — вернуться на Корту и возродить Высокие Дома. Он был гораздо честолюбивее, чем Анна, которой двигали чувства и эмоции, но никогда — расчёт или тщеславие. Если бы Анна была мужчиной, Кейвар увидел бы в ней только соперника, и отнёсся бы соответственно. Но она была женщиной; а во-вторых, познакомились они при обстоятельствах, когда он на какие-то минуты оказался беспомощен и вынужден принять её заботу и помощь. Кинтаниане очень редко шли на физический контакт; мутация сделала их слишком восприимчивыми к нему. Они не обменивались рукопожатиями, у них не принято было дружески похлопывать друг друга по плечам, обниматься и обмениваться поцелуями, даже дружескими; мероканцу Кейвару когда-то очень этого не хватало, но со временем он научился быть таким же, как все, кто его окружал. Прикосновения Анны к нему, когда он был ранен и беспомощен, его потрясли, даже что-то перевернули в нём — не в эротическом, конечно, плане, он с первого же мгновения воспринимал её, как сестру. Просто в том беспомощном состоянии, когда он уже не сомневался, что умирает, они были для него откровением и утешением, принеся в его сердце, которое он считал навеки остывшим, какое-то предчувствие тепла. Потому в его тяжких сомнениях и раздумьях был не только холодный расчёт, но и искреннее стремление сблизиться с Анной. Впервые в жизни он чувствовал себя не подопечным какой-то женщины, а сам мог стать защитником и опекуном для Анны, которая, как ни крути, была совершенно не готова к жизни в Союзе. Кейв не без приятности предвкушал, как будет помогать ей осваиваться, учить её и поддерживать, и чувство ревности к Ивайру становилось при этом всё сильнее и сильнее.