Пьесы

П р и х о д ь к о. Нет, не помню. Вообще о политике разговора не было, и большевиков тогда не поминали, чтоб настроение друг другу не портить. Всем хотелось отдохнуть.

К а р г и н. А кто вручил атаману Дутову ходатайство?

П р и х о д ь к о. Ей-ей, не знаю.

К а р г и н. А жив Лука Митрофанович?

П р и х о д ь к о. Года два назад получил от него письмо ныне покойный Ферапонт Максимович Громов — был у нас такой мясник, свою колбасную имел. Сам мне это письмо показывал. Лука писал, что остался в Нарымском крае и работает в колхозе пчеловодом.

К а р г и н. Где именно, не помните?

П р и х о д ь к о. Не помню. Да и к чему запоминать было? Ну, пчеловод так пчеловод. Я тоже теперь кладбищенский сторож. Как это прежде пели: «Все, что было, давно уплыло». Я до революции сам любил это под гитару петь. Вот и допелся…

К а р г и н. Жена Громова жива?

П р и х о д ь к о. Нет, и она скоро померла, царствие ей небесное.

К а р г и н. Ну, а как вам теперь живется?

П р и х о д ь к о. Хорошо, ей-ей, хорошо!.. Покойники — народ деликатный, мухи не обидят. Никаких хлопот с ними нет, и мне очень даже покойно. Опять же, гражданин следователь, куда легче стало жить! Прежде, при Миколке, стало быть, ведь сколько было треволнений: то мельница остановится, то рабочие волынят, то векселям срок подходит, то конкуренты обведут… Опять же, слаб человек, все в голову огорчительные мысли лезли: почему Лука в первую гильдию вышел, а я застрял во второй? Почему подряд для интендантства заполучил Прохоров, а не я? И всякое такое прочее… А теперь не жизнь, а красота — никаких забот! На кладбище тишина, райские птички поют, и покойники лежат смирнехонько… анонимок не пишут и жалобной книги не требуют. К тому же, не стану таить от правосудия, безгрешные доходишки имеются: тут могилку почистишь, там цветочки посадишь, здесь скамеечку поставишь — глядишь, кое-что и перепадет! Жить можно!.. Правда, в профсоюзе говорят: чаевые — это унижение, но ведь от такого унижения еще никто не помер… Наоборот, поправляются… И потом, я ведь на эти чаевые водку пью, а не чай…

К а р г и н. Это заметно. Ну что ж, свидетель, вот протокол: прочитайте, если все правильно записано, — подпишите.

П р и х о д ь к о (читая). Все точно. Разрешите с богом удалиться?

К а р г и н. Пожалуйста.

П р и х о д ь к о. Ну, я пошел. Бывайте здоровеньки. (Идет к двери, останавливается на пороге.) А я, по совести сказать, струхнул: вызов к следователю — это не к теще на блины… (Уходит.)

С в е т л и ч н ы й. На сегодня хватит, товарищ Каргин?

К а р г и н. Пожалуй. А симпатичный старик этот Приходько. И не без юмора. (Сел.)

С в е т л и ч н ы й. Да… И правду говорил… (Нажимает кнопку.)

Входит  Д е в у ш к и н.

Что это там за песня? Ты что, филармонию здесь открыл?

Д е в у ш к и н. Виноват, товарищ капитан. Опять к вам этот уголовник, Сенька Кондратюк.

С в е т л и ч н ы й. Да я его три раза уже принимал.

Д е в у ш к и н. Опять просится. Плачет.

С в е т л и ч н ы й. Плачет? Придется принять.

Д е в у ш к и н. Слушаюсь. (Идет к дверям.)

С в е т л и ч н ы й. А ты, Девушкин, чайку наладь.

Д е в у ш к и н  выходит.

Вот, товарищ Каргин, хочу с вами посоветоваться. Насчет этого Кондратюка. У парня четыре судимости. Только что из колонии вернулся.

К а р г и н. Рецидивист?

С в е т л и ч н ы й. Формально — да. Первая судимость у него за хулиганство. Заслужена. Вторую ему уже в колонии дали, похоже, что зря. Ну, а потом, когда из заключения вышел, нигде на работу не принимали, пока не пропишут, а не прописывали как неработающего. Вот какая карусель!.. Ну, он еще две судимости схлопотал. Имею, говорит, дурную привычку — три раза в день есть. Теперь опять приехал, мать у него тут живет… Как быть? Парень вроде неплохой… Но ведь инструкция!

К а р г и н. Понимаю.

С в е т л и ч н ы й. Вот мы с вами, товарищ Каргин, вроде как однолетки — я малость постарше. Вас партия выдвинула в следователи, меня — в милицию. Обязаны мы права людей защищать, одним словом, так работать, чтобы им легче жилось… Вот я читал, был до революции такой тюремный доктор Газ…

К а р г и н (поправляя его). Гааз…

С в е т л и ч н ы й. Минуточку! (Смотрит в книжку.) Точно! И он всегда говорил: «Спешите делать добро!»

Входит  Д е в у ш к и н  с чайником и двумя стаканами.

К а р г и н. Да, здорово сказано!.. Это был замечательный человек!..

С в е т л и ч н ы й (Девушкину). Давай Кондратюка.

Входит  К о н д р а т ю к  с опущенной головой. Всхлипывает, склонясь Девушкину на грудь.

Д е в у ш к и н. Ну-ну, не в ту сторону плачешь… (Тихо.) Главное — не робей… (Выходит.)

К о н д р а т ю к. Здравствуйте, гражданин начальник.

С в е т л и ч н ы й. Здравствуй. Ну, вот что. Садись.

К о н д р а т ю к. Я уж столько насиделся!.. Лучше постою…