Пьесы

С к р ы п ч е н к о. Живете вы друг с другом уже третий год. Вернулся он с фронта, попал к тебе в госпиталь, потом сюда явился, потом ребенка тебе сделал, потом опять на фронт поехал, потом опять вернулся, демобилизовался по ранению, пошел на стройку, стал каменщиком. Вот сидит, молчит, обижается на весь мир. А почему ты, Хусаин, спрашивается, не идешь учиться, не хочешь стать инженером, ученым? Ведь ты еще молодой человек. О нас думаешь? О том, что ребенка кормить надо? А ты не думай. Я твоего ребенка прокормлю. И Симку прокормлю. На кого ты сердит? На меня? На Советскую власть? На этот дом? На Симку? Ты посмотри, какая она красавица. Ты должен быть ее достоин, человеком стать, пост занять… Своего ума не хватает — посоветуйся с людьми. С кем? Ну со мной, например. А ты за два года жизни слова со мной не сказал. У тебя есть свойственник — вот Сережка. Парень умный, курсант, будущий генерал авиации. С ним посоветуйся. Он человек грамотный, начитанный, он присоветует. Ты и его ни во что не ставишь.

С е р г е й (взорвался). Да откуда ты знаешь, разговариваем мы с Хусаином или нет?

С к р ы п ч е н к о. Зна-а-аю. Если говорю — значит, знаю. Ну что смотришь так на меня? Ты парень неплохой, нежный, привязчивый… Только зеленый еще, совсем незрелый. Сошелся ты с этой Юлией, соблазнила она тебя…

С и м о ч к а (с возмущением). Да как ты смеешь?!

С к р ы п ч е н к о. А почему мне не сметь? Должен же кто-нибудь правду вам сказать? А я как старший в этом доме обязан. Никого не хочу обижать, никому не хочу ничего плохого. Всех вас и люблю и уважаю. Но ведь это же курям на смех. На три года старше, была замужем или не была, я не знаю, но ребенок есть в яслях, это факт. Как будем дальше жить, товарищи? Ведь уйдет он от тебя, встретит другую, увлечется, тебя бросит, ребенка бросит. Вот ты теперь пока что еще не у нас живешь, в общежитии. На выходной ребенка берешь к себе. Да у меня, может, душа разрывается, когда я на этого мальчика смотрю. Душа рвется и наружу просится. Ведь нельзя же ему, этому ребенку, на вас надеяться. Что вы делаете, товарищи! Зачем человеческими жизнями играете? Если я не прав — скажите. А-а, молчите! В том-то и дело.

Юля, с глазами полными слез, резко поднимается и, стараясь сдержать гнев, обиду, возмущение, бежит к двери. Следом за ней встает Сергей и бежит за ней.

С и м о ч к а. Зачем ты… (К Скрыпченко.) Как ты смеешь!..

С к р ы п ч е н к о. Правды боитесь?! Почему же мне не сметь…

Х у с а и н (тоже встает и решительно идет за Юлией и Сергеем)

. Напрасно вы, Василий Иванович…

С к р ы п ч е н к о (почти торжествуя). И ты заговорил!

Вот тут поднимается Анна Николаевна.

А н н а (тихо, но очень весомо). Подождите.

(Властно.) Все сядьте на свои места.

И, повинуясь ее голосу, ее взгляду, все садятся к столу.

Скажу я. Как самая старшая здесь. И по возрасту и по всему. (К Скрыпченко.) Глава дома? Нет, Василий Иванович. Этому дому глава не вы, а я. Был Папу. Был Николай Осипович. А теперь я.

Скрыпченко вынимает коробку папирос и нервно закуривает.

Не курите. Здесь ребенок.

Скрыпченко гасит папиросу.