Пьесы

Е л и з а в е т а. А разве Общество спросило у нас, у Анны Николаевны, у Василия Ивановича, у Николая Сергеевича, у меня — желаем ли мы встречи с господином Аппенини?

Г и д. Мы звонили по телефону. Мы думали, вам будет приятно.

Молчание. Все выжидательно смотрят на хозяйку дома, на Анну Николаевну, что скажет она. И она говорит тихо, внушительно.

А н н а. Этот дом открыт для всех. Кто тут только не перебывал. И русские, и американцы, и украинцы, и грузины, и французы, и итальянцы, и из Африки, и из Индии… Мы рады гостям. Мы не держим на тебя зла, Изумруд. Какое уж тут зло за пятьдесят лет! Но ты, даже если и останешься жить здесь, в нашем государстве, ты к нам больше не ходи. Нечего тебе здесь делать.

И з у м р у д (поражен). Вы гоните меня, тетя Нюша?!

А н н а. Хочешь остаться в России, в Москве, попросить у правительства право убежища? Это твое дело. Твое и правительства. Правительство у нас доброе, щедрое. Может, и примет тебя. А мы не принимаем. Уходи отсюда, Изумруд. Вот бог, а вот порог. Муж мой покойный Николай Осипович и его отец Папу в молодости кочевали, ездили по всей стране. Но это ведь давно было, еще в том веке. А мы ведь не кочевники, мы оседлые, к земле привязанные. Наша земля — Петровский парк. Вот тут мои правнуки, праправнучка. Нас много. Им-то, может, и интересно будет взглянуть на тебя. А мне нет, Ваня, не интересно. И тебе незачем встречаться с ними. Ты их в кино можешь посмотреть или по телевизору. Ступай. И руки нам не подавай, ни к чему это, лишнее. Сейчас грипп, еще заразим друг друга. Будь здоров.

И з у м р у д (видя, что никто за него не вступается, с грустью жене). Пойдем, Чечилия, пойдем, ласточка. Мы, очевидно, ошиблись домом. (Медленно идет к двери, Чечилия за ним.)

Г и д (всем). До свидания. Извините, что так получилось. Это, наверное, в Обществе дружбы перепутали.

С к р ы п ч е н к о. Бывает. (Изумруду, не в силах сдерживаться.) Вон отсюда, сволочь! (Галантно улыбаясь гиду.)

Без занесения в протокол.

И з у м р у д, Ч е ч и л и я  и  г и д  выбегают из домика. Крыльцо. Изумруд с силой ударяет ногой по калитке, отчего калитка, висевшая на одной петле, падает. Слышен шум отъезжающей машины. А мы снова возвращаемся в залу.

Е л и з а в е т а. Что с тобой, бабушка? (Смотрит на Анну Николаевну, положившую на стол голову.) Баба!

Все вскакивают со своих мест и устремляются к ней.

А н н а (придя в себя, поднимает голову, выпивает налитые ей в стакан капли. Улыбается). Вот такой день рождения… Странный… Поезжай-ка ты, Лизанька, домой, забирай Любку, ты ведь еще дома не была, небось все пылью заросло… Бери свои чемоданы, расставь их. Мужик-то твой когда прилетит?

Е л и з а в е т а. Должен сегодня-завтра.

А н н а. Ты, когда встречать его поедешь, захвати на аэродром пальто демисезонное и теплый шарф. А то ведь он из Африки летит. (Мне.) Ты, студент, проводи их до дому, помоги. Позднее приезжайте опять все сюда, мои именины править, с этим домом прощаться. А ты, Вася, сходи к себе на ипподром, машину приведи и ребят для погрузки. Может, мы ночью и переедем, что время тянуть.

Все встают, чтобы выполнить приказание хозяйки. Но она берет за руку Николая, задерживает его.

А н н а. А ты останься со мной. Нам поговорить надо. (Всем.) За меня не беспокойтесь, со мной солдат остается. (Весело.) Ну, побыстрее!

Е л и з а в е т а, Л ю б о ч к а, С к р ы п ч е н к о  и я уходим.

Н и к о л а й. Прорабатывать меня собралась?