Пьесы

Завгородний(холодно): Не надо инсинуаций. Я же не мальчик, правда? Не таким оленям рога обламывал… (Пилипенко, другим тоном) Значит так. Берешь ложку на пищеблоке и – пулей в барак. Петухам отдашь. Чтоб облизали…

Пилипенко(осенёно): Понял!

Исчезает.

Кураев(озадаченно): Не понял.

Отец Валерий(неожиданно ровным и трезвым голосом): Тело зафиксируют. Ложку – к носу…

Кураев

(недоуменно): И что?

Отец Валерий скептически смотрит на Кураева и уже открывает рот, чтобы ответить, но его вовремя «подрезает» Завгородний.

Завгородний(желчно): Валер, ты это… шел бы, что ли, к себе – в ленинскую комнату… лампадки там подкрути, кадило проверь…

Отец Валерий поднимается и, не оборачиваясь, уходит за кулисы, бормоча себе под нос какой-то мутный «поток сознания».

Отец Валерий: Да пошли вы все!.. У меня мать больная… А то б – хрен вам в сумку… в этом говне… (вздыхает) Эту еще в институт… Замуж бы лучше шла…

Завгородний смотрит ему вслед с укоризной и качает головой. Потом поворачивается к Кураеву.

Завгородний: Так-то он ничего – исполнительный. Без нареканий. Заключенные любят. И, вообще… (другим тоном, раздельно) Это я в том смысле, что не надо делать оргвыводов из одного прискорбного эпизода. Вы меня поняли?..

Смотрит на протодиакона в упор с неожиданной жесткостью. Кураев обескуражен. Он, вообще, несколько обалдел от происходящего. Природное красноречие его куда-то улетучилось. Протодиакон молча кивает в ответ и еще раз озабочено смотрит на часы.

(продолжает)

…Тут ведь привычка нужна. Особый склад характера. Особенная стать, как сказал поэт… Вот, к примеру, сотник этот… из оцепления… как его?.. ну тот, что Христу вашему бочину пропорол?

Кураев(удивленно): Лонгин?

Завгородний(радостно): Вот-вот!.. Он же у вас по глазам спец! Не слыхал?.. (косится на кураевские очки) По твоей же части!..

Кураев(нравоучительно): Это, Вадим Феоктистович, пережитки язычества. Так сказать, рецидив дохристианского созна…

Кураев не успевает договорить. В зал вваливается запыхавшийся Пилипенко.

Завгородний(требовательно): Ну?

Пилипенко: Упаковали. Проинструктировали. Переодели.

Завгородний удовлетворенно кивает.

Кураев(мнется): А он это… не агрессивный?

Завгородний(небрежно): Да, нет. Человек степенный. В летах. При Валере грелся: кадило, кропило, «отченаш»…

Кураев: Алтарник?

Завгородний (соглашается): Ага. Вроде того… Ну, и опять же сопровождение будет! Люди опытные. Квалифицированные… Ты, главное, в зеркальце не особенно смотри по дороге. Чтобы не расстраиваться… А в Москву они, вообще, в отдельном купе поедут…

Кураев встаёт.

Кураев(нерешительно): Ну, я пошел?

Завгородний тоже встает, жмет руку, хлопает Кураева по плечу – тот облегченно выдыхает и направляется к выходу.

Завгородний(вдогонку): Ребята наши не особенно разговорчивые, но исключительно положительные! С богатым опытом оперативной работы…

Переключается на Пилипенко.

(строго) Машину помыли? Заправили? Шофер в норме? Не с бодуна, как в тот раз?

Пилипенко показывает жестом: мол «всё в ажуре» и отходит от двери, чтобы пропустить Кураева. Тот уже собирается выйти, но его останавливает неожиданный окрик Завгороднего.

Уважаемый! Совсем забыл…Тут у меня это…

Расстегивает пуговицу на гимнастерке, копается в волосах на груди и с трудом находит в них нательный крестик.

Вот! Нельзя ли его окрестить?

Кураев(догадывается): Освятить?

Завгородний(радостно): Ага!.. Валерка побрызгал, конечно. Но я как-то не особенно…