Пьесы

ДУЛИТТЛ. А что же мне еще с деньгами делать? В церковную кружку опустить, что ли?

Элиза показывает ему язык и тем приводит его в такую ярость, что Пикеринг торопится встать между ними.

Ты эти песни брось, бесстыдница! А будешь еще напевать их этому джентльмену, так я тебе тоже кое-что спою! Поняла?

ХИГГИНС. Может быть, вы хотите дать ей какой-нибудь совет, Дулиттл? Или благословить ее на прощание?

ДУЛИТТЛ. Нет, хозяин, не такой я простофиля, чтобы выкладывать своим детям все, что я знаю. И так с ними не сладишь. Если вы хотите, чтоб Элиза стала умнее, – возьмите ремень да поучите ее сами. Желаю здравствовать, джентльмены! (Поворачивается, чтобы уходить.)

ХИГГИНС (повелительно). Стойте! Вы будете регулярно навещать вашу дочь. Это ваш отеческий долг, не забывайте. У меня брат священник, он может направлять ваши беседы.

ДУЛИТТЛ (уклончиво). Конечно, конечно. Будьте покойны, хозяин. На этой неделе я придти не смогу, занят очень. Но там, дальше, можете твердо на меня рассчитывать. Всего хорошего, джентльмены. Всего хорошего, мэм! (Снимает шляпу перед миссис Пирс, но та игнорирует эту дань вежливости и выходит из комнаты. Он сочувственно подмигивает Хиггинсу, видимо считая, что и ему приходится страдать от тяжелого характера миссис Пирс, и уходит вслед за нею.)

ЭЛИЗА. Не верьте вы этому старому брехуну. Для него легче, если вы на него собак спустите, чем священника. Он теперь сюда не скоро нос покажет.

ХИГГИНС. Это меня не очень огорчает, Элиза. А вас?

ЭЛИЗА. Меня и подавно. По мне, хоть бы и вовсе его больше не видеть. Срам какой – возится с мусором, вместо того чтоб заниматься своим настоящим делом!

ПИКЕРИНГ. А какое его настоящее дело, Элиза?

ЭЛИЗА. Заговаривает людям зубы да перекачивает денежки из чужих карманов в свой. А по-настоящему – он землекоп; бывает, что и теперь берется за лопату, – так, чтоб поразмять кости, – и хорошие деньги зарабатывает. А вы меня больше не будете называть мисс Дулиттл?

ПИКЕРИНГ. Прошу извинить меня, мисс Дулиттл. Я просто оговорился.

ЭЛИЗА. Да я не обиделась, только уж очень это красиво выходит. А нельзя мне сейчас нанять такси? Я б поехала на Тоттенхэм-Корт-род, там бы вышла, а шоферу велела бы дожидаться, чтоб утереть нос всем нашим девушкам. Разговаривать я с ними не стану, понятное дело.

ПИКЕРИНГ. Лучше подождите, пока вам принесут новое платье.

ХИГГИНС. И потом – нехорошо отворачиваться от своих друзей, когда достигаешь более высокого положения в обществе. Это называется снобизмом.

ЭЛИЗА. Нет уж, мне теперь такие друзья ни к чему. Было время, они меня по всякому пустяку насмех подымали, а теперь вот я с ними посчитаюсь. Но если я получу новые платья, можно и подождать. Миссис Пирс говорит, что вы мне купите разные: одни днем носить, а другие надевать на ночь, в постель; только, по-моему, что ж зря деньги тратить на такое, в чем никому показаться нельзя? А потом, как же это – зимой, в холод, и вдруг все с себя снимать?

МИССИС ПИРС (возвращаясь). Идемте, Элиза. Там принесли платья, их нужно примерить.

ЭЛИЗА. У-у-ааа-у! (Опрометью бросается из комнаты.)

МИССИС ПИРС (следуя за ней). Не так быстро, не так быстро, моя милая. (Выходит и затворяет дверь.)

ХИГГИНС. Нелегкое дело мы с вами затеяли, Пикеринг.

ПИКЕРИНГ (твердо). Да, Хиггинс. Очень нелегкое.

Действие третье

Приемный день у миссис Хиггинс. Гостей еще нет. Гостиная в ее квартире на набережной Челси – большая комната с тремя окнами, выходящими на реку; в доме такого же типа, но более старом, потолок был бы выше. Окна французские, до полу; они раскрыты, и виден балкон, уставленный цветами в горшках. Слева, если стать лицом к окнам, – камин; справа в глубине – дверь.