Пьесы

ДАВИД. Хорошо, только свитер надену.

МАРТИН (кричит вдогонку). Куда ты так полетел, шею сломаешь!

ДАВИД (со второго этажа). Что ты сказал?

МАРТИН. Да так, ничего. Я сказал, не лети так.

Пауза.

Ты уже здесь.

ДАВИД (надевает свитер). Давай деньги!

МАРТИН достает бумажник и дает ему деньги. ДАВИД убегает. МАРТИН подходит к окну и наблюдает за ним. Затем идет к двери, ведущей в подвал, прислушивается. Возвращается на кухню, трясущимися руками быстро открывает бар со спиртным, достает бутылку водки, снимает с горлышка ограничитель. На лице отображается внутренняя борьба. Убирает бутылку обратно, зажмурившись, тяжело дышит, затем снова отвинчивает крышку, пьет из горла, закрывает бар, почти убегает оттуда к себе в кабинет, берет с полки пузырек с успокоительными таблетками, вытряхивает их так, что несколько падает на пол, проглатывает несколько штук, другие собирает, пытается запихать обратно в пузырек, дышит тяжело, словно пробежал стометровку. Возвращается на кухню и запивает водой. Пытается успокоиться, снова подходит к окну, отодвигает серую занавеску, приманивает голубей, воркует, весьма искусно им подражая, разговаривает с одним из них, в какой-то момент становится трогательным и гротескным.

ЭЛИН (возвращается из подвала). Что ты сказал?

МАРТИН. Ой! О господи! (Хватается за сердце.) Боже мой, как ты меня напугала!.. Сердце покалывает… Ой-ой-ой… Больше так не делай, ты меня до смерти перепугала! Ну почему ты всегда так тихо подкрадываешься?

ЭЛИН. Сколько времени?

МАРТИН. Скоро десять, как будто сама не видишь.

ЭЛИН. Что ты делаешь? (Ищет свои сигареты, закуривает, садится.)

МАРТИН. А что? Ты меня напугала.

ЭЛИН. Ты белый как полотно.

МАРТИН. Чему тут удивляться, ты бродишь по дому, как отравленная крыса.

ЭЛИН.

Тебе нехорошо?

МАРТИН. Все в порядке. То есть мне нехорошо.

ЭЛИН. Ясно.

МАРТИН. Живот прихватило. (Задыхается, хватает ртом воздух.) Бывает.

ЭЛИН. Что — бывает?

МАРТИН. Не знаю. Откуда мне знать!.. Это язва. Мне нельзя молоко.

ЭЛИН. Попей воды.

МАРТИН. Ты очень любезна.

ЭЛИН. Что будем делать с Давидом?

МАРТИН. С Давидом? А что с ним?

Пауза.

Элин, я не знаю.

ЭЛИН. Не пора ли подумать об этом?

МАРТИН. Ты считаешь, это я виноват?

ЭЛИН (не знает, что на это сказать). Он наверху?

МАРТИН. Нет, он ушел. (Насвистывает мелодию из «Дикой утки».)

ЭЛИН. Ну и?..

МАРТИН. Чего ты от меня хочешь? Чтобы я вышвырнул его на улицу?

ЭЛИН. Возьми его в ежовые рукавицы. Попробуй быть настоящим отцом.

МАРТИН. Ты думаешь?..

ЭЛИН. Чем это так пахнет?

МАРТИН. Что?

ЭЛИН.

Чем это от тебя пахнет?

МАРТИН. От меня? Ничем. Я жевал пастилки от кашля. Что, уже и пастилки нельзя пожевать? (Резко выдыхает в ее сторону.) Чувствуешь? Это пастилки. Что теперь скажешь? Можно мне наконец пойти поработать?

ЭЛИН. Мы говорили о Давиде.

МАРТИН. Это ты говорила о Давиде.

ЭЛИН. Не я, а Георг. Но я с ним совершенно согласна.

МАРТИН. Ты ведь и сама знаешь, как лучше. Тебя он боится гораздо больше, чем меня.

ЭЛИН. Тогда ты должен помочь мне. Если он прибежит к тебе, стой на своем.

МАРТИН. Ну да… Сделаю все, что смогу. Договорились? Я тут меню на завтра составил — у тебя нет минутки, чтобы взглянуть?

ЭЛИН. Мартин. Ты должен подняться к нему в комнату и поговорить с ним в тишине и спокойствии. Объяснить ему, что дальше так продолжаться не может… В понедельник можем съездить на биржу труда. Стыд да и только — он сидит дома целыми днями. На улицу его не выпихнешь, даже в летний лагерь не хочет.

МАРТИН. Да ладно тебе, он же был в «Орлятах» несколько лет назад.

ЭЛИН. Ты разве не помнишь, во что это вылилось?

МАРТИН. Так можно мне, наконец, зачитать меню?

ЭЛИН. Что?