Пьесы. Том 2

Ласюрет. Вы так говорите потому, что вы ее отпрыск. Конечно, родному сыну легко. А раз ты служишь, держи рот на запоре. Да покрепче! Хорошо, Дорогая Мадам! - вот что отвечает служащий. А улыбка, главное - не забыть улыбнуться! И подпустить чуть-чуть восхищения и благодарности. Говорить «Дорогая Мадам» - это еще не все, надо говорить с полным убеждением, старуха этим дорожит. И потрудитесь к тому же нас обожать. Иной раз, когда Нашей Дорогой Мадам почудится, что я не сразу уловил ее мысль, как она поступает? Швыряет мне в лицо какую-нибудь вазу. Не дорогую, конечно, она не дура! Так, вазочку попроще, но уж не промахнется, будьте уверены. «Ласюрет, вы осел». Я уклоняюсь от вазочки - уже приучен, - но внимание, внимание, смотри в оба! Улыбаться не перестаю. Какая милая шутка, Наша Дорогая Мадам. Темперамент у нашей хозяйки, доложу вам! Ничего не попишешь, гений! Ах, мсье Жюльен, как же ею восхищаются, как же все ею, вашей момочкой, восхищаются. Сильнее уж некуда. Мы задыхаемся от гордости - такая честь служить и кому? Самой Диве. И не за наши же сто пятьдесят франков в месяц, о нет, нет! Как это низко! А из одного преклонения у нее работаешь. Она это любит.

Жюльен. Почему же тогда ты не уходишь?

Ласюрет. У меня, мсье Жюльен, есть одно свойство: как и все ослы, я должен жевать. Притом дважды в день. И так как жратва достается мне от нее, ну и глотаешь все прочее вместе со своим гарнцем овса. А разве вы не поступаете так же, когда она смилостивится и примет вас, а? Иметь деньгу - этого им мало. Они их так просто из рук не выпустят. Приходится еще платить за них натурой! Таков закон. Да, Наша Дорогая Мадам, надо сказать, вы совершенно правы, я действительно осел, ослепленный вашей старой рожей! Ох, будь наша власть хотя бы на один только вечер...

Жюльен (встает). Убирайся, Ласюрет. Ты мне противен.

Ласюрет. Ясно! Я гнусен! И трус и все такое прочее! Я сам это знаю. Но и за то, что я гнусен, она тоже мне заплатит - это тоже ей в счет будет поставлено... Идите, мсье Жюльен, идите, улыбнитесь момочке. Все люди одним миром мазаны, все более или менее гордецы, все более или менее крикуны, а придет твой час - поклончик! Да, отвечаю я Нашей Дорогой Мадам, да, я осел. Жить-то надо... (Уходит омерзительный, хихикающий.)

Жюльен (неподвижно стоит. Он очень бледен. Вдруг). Слишком уж он омерзителен. Все слишком омерзительно. Пойдем отсюда прочь, пойдем домой.

В эту минуту входит Арман и быстро направляется к уборной. Увидев Жюльена, останавливается в изумлении.

Арман. Жюльен! Скажите на милость! Откуда ты? (Замечает Коломбу.) А это кто?

Жюльен. Моя жена. Мой брат Арман.

Арман

. Как? Вы поженились? По-настоящему? Проклятый Жюльен! Трагическая сцена, декорации меняются - хлопнул дверью, исчез, провалился в люк... В течение двух лет ни слуху ни духу. Какое спокойствие сразу воцарилось в доме. А где ты был? В Америке?

Жюльен. В Бельвилле. Давал уроки музыки. Но этот квартал не слишком-то музыкален.

Арман. Значит, пришел мириться с мамой? Идем, я все устрою.

Жюльен. Не думаю. Мы уходим.

Арман. Позволь, я все сделаю. Обещаю тебе почетную капитуляцию.

Жюльен. Благодарю, не стоит. Ты очень мил. Но мы уходим.

Арман. Тебе что-нибудь нужно? Меня вчера вечером, дружок, пообчистили. Ужасно не повезло! Пойду сейчас к маме, и через пять минут все будет улажено. Не вздумай уйти.

Жюльен

 (останавливает его). Нет. Я просто так заглянул сюда по дороге. Она занята. Все идет отлично. До свидания... Рад был тебя повидать. (Тянет за собой Коломбу.)

Коломба (вырывается и бежит к Арману). Не слушайте его, мсье. Он чересчур гордый. Он пришел, чтобы увидеть свою мать.

Жюльен (хочет помешать ей). Не смей, Коломба.

Коломба

. У нас, мсье, маленький ребенок, а Жюльен уходит в армию. Он пришел попросить ее не оставлять нас.

Арман. Как так? Значит, ты не освобожден вчистую?

Жюльен. Нет. Я просто из-за консерватории просил отсрочку. Завтра уезжаю в Шалонский лагерь.

Арман. А птичка остается без гроша в кармане да еще с младенцем на руках? Ты об этом хотел сказать маме, да?

Коломба. Да, мсье. И так как она не пожелала нас принять немедленно, он решил уйти.

Арман. Вот болван! Идиот несчастный! Все такой же неисправимый! Дубина! Истукан! Настоящий гугенот! Должно быть, вы с ним очень несчастны, детка?

Коломба. Я люблю его, мсье.

Арман. В этом я не сомневаюсь. Мы все его любим. Но это не мешает нам понимать, что в жизни все гораздо проще, чем он себе воображает. Хорошо, что я пришел повытрясти из момочки деньжат, а то он зашагал бы - ать-два, ать-два - прямо в Шалонский лагерь спасать Францию. Прежде всего, старик, мы освободим тебя вчистую.