Пьесы. Том 2

Арман (глядит на ее голову, прильнувшую к его плечу, потом вздыхает уже не по-театральному). Здесь он ее целует. (Читает в тетрадке через голову Коломбы.) «Лошадей! Лошадей! Карету! Эй, баск! Шампанского! Люди! Люди! Сюда! Завтра я буду в Версале и припаду к стопам короля...». И так далее и тому подобное.

Коломба (не меняя позы). Сегодня лучше, чем вчера?

Арман (приподнимает ее лицо за подбородок). Мой ангел, вы дьявол. Где вы всему этому научились?

Коломба. Просто я говорю так, как чувствую. Значит, играть пьесы не так-то уж трудно?

Арман. Для вас - да, надо полагать. Раз вы играете так хорошо, вы, очевидно, воображаете себя в объятиях Жюльена?

Коломба. О нет, нет! Он, бедняжка, никогда не говорил мне таких слов.

Арман

. Может быть, в объятиях Дюбарта?

Коломба. Нет.

Арман. Но все-таки вы сами чувствуете себя Коломбой?

Коломба. Да. Другая Коломба, которая любит графа, как написано в пьесе.

Арман. Стало быть, когда мы с вами будем проходить сцену прощания, вы почувствуете себя очень несчастной?

Коломба. Не по-настоящему. Но все-таки мне захочется заплакать настоящими слезами.

Арман. Жюльен уже доводил вас до слез?

Коломба. Иногда.

Арман. Когда вы плачете по ходу пьесы, вы о тех слезах думаете?

Коломба. О нет! Эти совсем другие.

Арман. Но катятся они так же?

Коломба

. За тем лишь исключением, что в глубине души я не чувствую себя по-настоящему грустной.

Арман. Значит, когда вы плачете из-за Жюльена, вы чувствуете себя по-настоящему грустной в глубине души, как вы выражаетесь?

Коломба. Разумеется, ведь это же в жизни!

Арман. А вы уверены, что при нем вы никогда не плакали, ни одного раза не плакали, не будучи по-настоящему грустной в глубине души? Подходящий случай всегда подвернется.

Коломба (недоверчиво). Почему вы об этом спрашиваете?

Арман. Просто хочу расширить свои познания, мой ангелок. Не могу поверить, что, обладая такой прелестной способностью плакать по заказу, вы никогда не пытались этим воспользоваться.

Коломба. Значит, вы считаете меня лгуньей?

Арман. Какое противное слово! Надо быть наивным глупцом, моя дорогая, чтобы применять к женщине это слово. Или же надо, чтобы женщина пошла на грубое и глупое искажение истины... Но ведь истина для женщины - это нечто столь хрупкое, столь зыбкое, столь многогранное. Надо быть таким бревном, как Жюльен, чтобы воображать, будто истина - это обнаженная дама, которая выходит из колодца с карманным зеркальцем.

Коломба (резко). Мне неприятно, когда вы плохо говорите о Жюльене.

Арман

. Почему?

Коломба. Потому что он настоящий мужчина.

Арман. Знаю, знаю, душенька. И женщины обожают настоящих мужчин... Без них они не могут играть свою игру. А вот с таким шалопаем, как я, все эти великолепные качества бесполезны... Признайтесь же, что это было бы скучно! Но как вы там ни играйте с настоящим мужчиной, вы убедитесь, что приятно и другое...

Коломба. Что именно?

Арман. Такие мужчины, как я. Те, которые знают, что к чему... Можно на минутку сложить оружие, шлепать в ночных туфлях... Не ходить вечно с оскорбленной миной, а смеяться, когда захочется... Как, должно быть, обременительно вечно быть женщиной! Я вам говорю это только потому, что мы здесь все свои!

Коломба (хохочет). Вы ужасны, Арман!

Арман (тихо). Не ужаснее вас, душенька! (Отходит.) Ну, давайте повторим в последний раз эту сцену, пока еще наши знаменитости не явились.

Коломба. Как вам угодно. (Становится на место.)

 А если Дюбарта застанет меня в ваших объятиях?

Арман. В любом случае пощечину ему дам я.

Коломба (начинает). «А если, сударь, я скажу, что люблю вас?»

Арман. «Я не поверю».

Коломба. «А если я скажу, что очень страдаю?»

Арман. «Да полноте, с такими глазками и страдать!»

Коломба. «Откуда вам знать, что говорят мои глаза, если вы ни разу не заглянули в них».

Арман. «Ну вот, я гляжу в них». (Встает, заключает ее в свои объятия и вдруг шепчет.) Демон! Скверный маленький бесенок! (Смущенно разжимает объятия; как-то по-детски мило - эта детскость еще отчасти сохранилась в нем вопреки цинизму.) И все-таки постараемся не причинять слишком сильной боли Жюльену.

Стоят рядом, не смея взглянуть друг на друга. Занавес

Действие третье