Пьесы. Том 2

Они убегают так быстро, насколько позволяет возраст мадам Александры, а музыка все нарастает, в глубине сцены в фарандоле проносятся маски. Занавес. Бешеные аплодисменты. Занавес снова поднимается, артисты возвращаются на сцену, раскланиваются. Мадам Александра и Дюбарта обмениваются преувеличенными любезностями. Вызовы не утихают. В конце концов мадам Александра, следуя тщательно разработанному сценарию, выходит кланяться одна, как бы не в силах сопротивляться настояниям Дюбарта. Ей подносят большой букет. Она слишком взволнована приемом публики, она не способна сдержать слезы, она может лишь молча поклониться, она вся разбита чрезмерным напряжением всех сил и чувств, как это бывает со всеми великими артистами, которые отдаются, не щадя себя, своему божеству. Они рассыпаются в благодарностях друг другу. Наконец занавес падает в последний раз, и поведение актеров мгновенно меняется. Освещение тоже меняется. Мадам Александра швыряет букет, который она прижимала к груди, в руки Жорж, появившейся на подмостках и несущей мадам Александре вместо маршальского жезла ее настоящую палку, на которую та опирается из-за мучающего ее ревматизма. Мадам Александра уходит, прихрамывая, сразу вдруг постаревшая.

Дюбарта (снимает парик и бросает, уходя со сцены). Нынче вечером что-то нелегко было растрогать этих скотов!

Тем временем Ласюрет все еще в костюме маршала Виллардье помогает бутафору убирать декорации, хотя ему ужасно мешают рапира и треуголка. Из глубины сцены возникает Жюльен и останавливает Коломбу. Во время этой сцены огни постепенно гаснут, и рабочие сцены разбирают и уносят декорации. Жюльен и Коломба остаются на пустой сцене одни в полумраке.

Жюльен. Коломба, я весь вечер шатался по улицам... А теперь нам надо поговорить.

Коломба (делает шаг в сторону). Я должна пойти переодеться.

Жюльен (преграждает ей дорогу)

. Нет, наверх ты не пойдешь. Я не могу их видеть. Мне стыдно.

Коломба. Ну, я слушаю.

Жюльен. Я говорил с Арманом.

Коломба (холодно). Да.

Жюльен. Он во всем признался. Ты видела его после нашего объяснения?

Коломба. Да.

Жюльен. Ты сама понимаешь, мне особенно больно оттого, что это он.

Коломба (ровным голосом)

. Разумеется. Я прошу у тебя прощения, Жюльен. Нам обоим очень не хотелось причинять тебе боль. Ведь мы оба тебя любим.

Жюльен. С самого раннего детства он меня обкрадывал, а я по-настоящему не мог на него сердиться... Потому что он был моложе, слабее... Игрушки, ласки... А теперь... Я думаю, что вы оба очень молоды, очень легкомысленны и, потом, я оставил тебя одну. И я думаю, что вечно ворчал на тебя, будто школьный учитель, пытаясь втолковать, как я тебя люблю, и, верно, я часто тебе здорово надоедал.

Коломба (с непроницаемым видом). Да.

Жюльен. Шагая нынче вечером по улицам, я все время говорил с тобой вслух. Все тебе объяснял. Прохожие оглядывались на меня, должно быть, думали, что я сумасшедший. Я натыкался на них, вежливо извинялся и начинал все сначала. Странное дело, можно, оказывается, шагать, улыбаться, переходить на другую сторону улицы и... быть мертвым. Я уже мертв. (Молчание.) И, очевидно, мертвые более снисходительны. Я решил попытаться тебя простить. Только сначала мне хотелось бы понять.