Петербург. История и современность. Избранные очерки

«Воспоминания о Трубецком бастионе», скорее всего, не были написаны Иванишиным. Во всяком случае, в дошедшем до нас архиве нет никаких следов этих мемуаров, зато сохранилась рукопись пьесы «Манифест 17-го октября в Петропавловке (Картины крепостной жизни)», завершенной Иванишиным 19 ноября 1926 года.[116] В пьесе подробно описаны условия заключения в тюрьме Трубецкого бастиона, поведение узников, их реакция на известие об амнистии, сама процедура освобождения заключенных 22 октября 1905 года, и т. д. При сопоставлении дневниковых записей, относящихся к октябрю 1905 года,[117] с текстом пьесы обнаруживается множество совпадений. Драматургические достоинства «Картин крепостной жизни» сомнительны, но пьеса интересна тем, что является своеобразной формой мемуаров Иванишина, дополняющих его записные книжки.

Особый интерес представляет записная книжка № 5,[118] озаглавленная автором «Великая Русская Революция. 1917 г.» (содержит записи с 23 февраля по 10 апреля 1917 г.). Свидетельства Иванишина позволяют дополнить и уточнить известную нам картину развития событий в Петропавловской крепости в дни Февральской революции.

Днем 27 февраля комендантское управление еще пыталось организовать оборону цитадели, сосредоточив войска и артиллерию в районе Петровской куртины, обращенной к Троицкой площади. Очень существенно упоминание об «окончательном совещании» у коменданта вечером 27 февраля, на котором было принято решение «выдать арестованных». Можно предположить, что оно было вызвано известиями о переходе на сторону восстания большей части столичного гарнизона, о захвате и разгроме «Крестов», Дома предварительного заключения и других петроградских тюрем. Иванишин сообщает точное время перевода последних узников царского режима – солдат Павловского полка – из тюрьмы Трубецкого бастиона в Артиллерийскую гауптвахту (цейхгауз): 3.30–4 часа утра 28 февраля.

Затем становится ясно, что переговоры представителя Временного комитета Государственной думы В. В. Шульгина с комендантом В. Н. Никитиным о сдаче крепости происходили между 9 и 10 часами утра. Обе стороны были заинтересованы не допустить на территорию Петропавловской крепости и Кронверкского арсенала массы восставших рабочих и солдат, а поэтому быстро пришли к соглашению. Однако к этому времени ход событий уже вышел из-под контроля договаривавшихся сторон. Солдаты 3-го запасного стрелкового батальона, составлявшие костяк гарнизона крепости, в 10 часов утра ворвались в Артиллерийскую гауптвахту, освободили павловцев и открыли ворота Петропавловки. Таким образом, гарнизон крепости вовсе не «сдался», не «капитулировал», как полагали некоторые исследователи, а присоединился к восстанию, и последние узники «русской Бастилии» были освобождены не после, а до занятия крепости революционными войсками.[119]

Одновременно восставшие захватили Кронверкский арсенал. Началась стихийная раздача оружия, продолжавшаяся, по свидетельству Иванишина, до 5 часов вечера.

Представители Петроградского совета и Временного комитета Думы М. И. Скобелев и Н. К. Волков прибыли в крепость из Таврического дворца только в полдень 28 февраля. Их целью были уже не переговоры с комендантом о сдаче цитадели, а осмотр тюрьмы Трубецкого бастиона, чтобы засвидетельствовать перед «волнующейся публикой» (В. В. Шульгин) отсутствие там заключенных.

На следующий день Временным комитетом Думы был смещен комендант крепости генерал Никитин и на его место назначен штабс-капитан Кравцов, который «поздно вечером» 1 марта 1917 года принял для заключения в тюрьму Трубецкого бастиона первую партию арестованных министров царского правительства.[120]

Помимо множества неизвестных фактов вводимый в научный оборот источник интересен как отражение взгляда на исторические события начала XX века представителя определенного социального слоя: гвардейского офицера «из низов», безупречного служаки и убежденного монархиста, каким был Г. А. Иванишин.

Приложение

Из записной книжки № 1 (заметки для памяти)

<…> 15-го октября 1905 г. дали знать по телефону коменданту СПб. крепости[121] из Петергофского дворца, что граф Витте[122] просит разрешения по прибытии из Петергофа пристать на катере к Невской пристани[123] в 3 часа дня. Разрешение, конечно, последовало, причем встретить С. Ю. Витте приказано подполковнику С. Веревкину и дежурному адъютанту Балкашину. Приезд Витте через крепость, в дни народных смут, был обставлен таинственностью.[124] К 3 часам прибыла карета Витте, но Сергей Юльевич прибыл только в 6 1/2 часов вечера. Мы сознавали, что в Петергофе совершается что-то важное, что-то великое. При выходе с катера Сергей Юльевич сказал Балкашину: «Если вы меня ждали, то извиняюсь, что задержал, но уверяю, что здесь моей вины нет».