Петербургская ворожея

Принесли аи, но сладострастное его шипенье не развеселило поникшего Черкеса. Зато Сверчок разошелся и принялся дурить. Он разговаривал с хозяином по-голландски, поил юнгу вином, потчевал раковинами собаку. Черкес всё хмурился и, наконец, вытащив нетерпеливо плоский с екатерининским вензелем брегет, сунул его Сверчку.

- Так поезжай ты один, а я здесь останусь. Надо допить бутылку. А вот кстати и Федя Юрьев.

Точно: Юрьев, в полной форме, в высоком хвостатом кивере, подходил к приятелям с набе-режной мерным шагом. Спокойное рыжеватое лицо в веснушках, как всегда, было сдержанно и невозмутимо-сурово. Гремя саблей, лейб-улан опустился на скамью.

- Ну? - слабо спросил Черкес. Юрьев, понурясь, закрутил усы.

- Скверная новость, господа. Васю сейчас в манеже заколол солдат.

Черкес ахнул и побледнел как скатерть. Глаза его остолбенели, задрожавшие руки уцепились судорожно за стол, и тарелка в дребезгах зазвенела на полу. Сверчок молчал. Казалось, он не слышал роковой вести. Лицо его осенила задумчивая строгость. Не поднимая глаз со сверкавше-го игристыми иголками бокала, он медленно глотал одну устрицу за другой.