Петербургские трущобы

— Да что ж, — подхватила Пахомовна, пуская вверх колечки табачного дыма, — Машенька очинно хорошо и сама знает, что я к ней завсегда с самым душевным моим расположением… Слава Тебе Господи, даже и деньгами вспомоществование оказывала. Ни рубашонки, ни платьица на хребте не было, все сама ей справила, по доброте своей, да по христианству, потому — девушка она хорошая, и как я ее понимаю, так она даже завсегда благодарность ко мне за все добро мое чувствует.

— Нда-с! — прищелкнул языком и подмигнул глазом майор, потирая свои загребистые руки. — Чем по углам-то жить, так лучше в атласах да в бархатах погуливать! Разными деликатесами будете питаться да амбре свое соблюдать. Вы вот там сидите себе, а за вас добрые люди распинаются, хлопочут, да вот и прекрасное дельце вам устроили: карася на удочку поймали, а вам теперь только взять да с удочки снять, да на сковородке изжарить, да в малиновый ротик снесть. Ха-ха-ха!.. Так-то-с, жиличка моя милая, так-то-с!.. Вы вот там и не знаете, а мы вам женишка подыскали.

— Как женишка? — удивленно откликнулась Маша.

— Ну, хоть и не совсем женишка, а знаете… эдак… вроде того. Тех же щей, да жиже влей, чтобы гуще вышло. Хе-хе!.. Понимаете ли эту аллегорию али не понимаете?

— До аллегорий я не охотница, — улыбнулась девушка, — говорите ясней.

— Что ты, мать моя, сиротой-то казанской прикидываешься! — вступилась Сашенька-матушка. — Уж, кажется, и то жуют да в рот кладут, а она, вишь ты, невинность целомудренная, и проглотить не сумеет! Ну, да что там толковать! Расскажу тебе прямо: хочешь идти на содержание? Отменного купца тебе подыскала. Уж так только для тебя его и приберегла, по любви моей, значит, чтобы ласку ты мою не забывала.

Маша побледнела и досадливо сжала свои ровные зубы.

— Что ж молчишь-то? Аль с радости и языка лишилась? Говори, желаешь или нет, — мазнула ее сваха пальцем под подбородок.

— Нет, уж попробовала я раз этого содержания, — сдержанно и тихо ответила Маша. — Будет с меня! Да и что я вам? Какой с меня вам толк? У вас ведь, Александра Пахомовна, и другая на мое место найдется, а меня уж оставьте, мне и так хорошо.

— Что фордыбачишь-то! Ну что фордыбачишь, говорю тебе! Смех просто слушать! Хорошо ей! Ну что тут хорошего? Хозяева вон Христа ради только на фатере держат да из жалости кормят еще пока, а они ведь не богачи какие, им всякая копейка в счет. Ну, покормят да и перестанут: что ж даром-то держать тебя! А как с квартиры сгонят, куда сунешься?

— Найду куда! Свет не без добрых людей! — махнула рукой девушка.

— Да поди-ка поищи их нынче, добрых-то! Вот тебе добрые люди! — указала Пахомовна на Спиц и на себя. — Дают тебе добрый совет, а ты нос фуфыришь. Ну скажи мне на милость, к лицу ли тебе эдакие финты финтить? Что ты, в сам-деле, генеральская дочка, что ли? Такая же мещанка, как и прочие. Я вот хоша и чиновничья дочь, а все же в свое время не гнушалась. Ума в тебе, Машка, нету! Правильно тебе говорю, что рассудка ни на капельку!

— Ну уж какой есть, да свой, — буркнула сквозь зубы девушка, похмуро насупив брови.

— Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты!.. Скажите пожалуйста, какая листократка! Так-то оно и видно, что свой, на чужой-то счет живучи, дармоедкой непрошеной.

— Что ж вы меня моим углом попрекаете? — гордо вспыхнула девушка. — Я, пожалуй, и очищу его, если потребуют.

— Те-те-те! «Очищу»… Нет, ты сперва деньги уплати за него, а потом очищай-ка.

— Продам что ни на есть, а все-таки заплачу, — возразила Маша.

— Что ж ты продашь-то?.. Ну что продавать тебе? Платьишки да юбчонки твои — так и те-то на мои деньги справила. Ты думаешь, я так тебе и прощу? Нет, девка, у меня ведь расписка твоя; встребую все, до единой копейки встребую! Нешто мне упускать свое? Я человек неимущий!

— Заработаю — отдам; ваши деньги не пропадут за мною.

— Чем заработать?.. Ну что блажные слова по пустякам тараторить! Где ты заработаешь?..

— В Рабочий дом пойду…

— Ха-ха-ха! Скажите пожалуйста!.. Да нет, куда тебе в Рабочий — тебе, при твоем рассудке, в пору бы только в желтый сесть! Слышьте, люди добрые, в Рабочий-то дом!.. Три года будет работать, да и то не выработает, а я жди. Нет, адье[502], мусье. Слава Богу, своего ума еще не потеряла.

— Все, что вы изволите насчет Рабочего дома думать, — вмешался Петр Кузьмич, — так это одна химера-с, и больше ничего. В Рабочий дом, по нонешнему времени, впору только за наказание принимать, а не то что охотников, и для штрафованных иной раз места недостает. Это уж мне досконально известно.

— Да чего вы, в самом деле, — ввернула словцо Домна Родионовна. — И почище нас, да живут содержанками и еще Господа Бога славословят. Иная бьется как рыба об лед, ищет пристроиться, да найти-то не может, а вам сама фортуна в руки ползет, а вы на попятный! Это уж не резонт! Да вот, к примеру сказать, моя же собственная дочка — не хуже вас будет, на всю стать образованная барышня, и по-французски может, потому как в пансионе обучалась, и папенька ейный — вы сами знаете — майор, в штаб-офицерском ранге состоит, а вот живет же себе, слава Богу, на содержании и не конфузится!