Петербургские трущобы

— Нда, — согласилась баронесса. — По правде сказать, мне было несколько жаль тогда поступить с нею таким образом.

— Вы знаете, конечно, и то, что ее любовник был Дмитрий Платонович Шадурский?

— Да, и это я знала, — подтвердила Наташа.

— Ну, так знайте же и то, что он гнусно поступил с нею. Ей и до сих пор хочется мстить ему. Клянусь вам, мне стало бесконечно жаль ее, когда услышал я весь этот рассказ. Он возмутил всю мою душу! Из сочувствия, из сострадания я сам не прочь помочь ей в мести. Помогите и вы! Вам оно легче даже, чем мне. Вы ведь тоже когда-то были неправы перед нею. Хотите теперь искупить прошлое? Давайте действовать вместе! Оно тем более кстати, что результаты нашего содействия могут быть для нас весьма выгодны. Ведь вы сами же говорите, что дела Шадурских поправились.

— Хм… Великодушие из расчета! — насмешливо усмехнулась Наташа.

— Рыба ищет, где глубже, человек — где лучше! — невозмутимо сказал Каллаш. — Да ведь и мы с вами не годимся в герои героической поэмы… Бескорыстие и прочее — все это хорошо в романах, а в практической жизни мы оказываем помощь ближнему только тогда, когда можем через это оказать ее самим себе. Такова моя философская мораль, и иной я не понимаю.

— Однако где вы нашли эту женщину? И с какой стати принимаете вы в ней такое участие? — не слушая его, перебила баронесса.

— Отыскал я ее в одном из самых гнусных притонов Сенной площади, а принимаю участие… Как вам сказать? Да просто потому, что жаль ее стало. Ведь нашел-то я ее пьяной, безобразной, голодной, оборванной, ну и вытащил из омута. Но, повторяю вам, главное дело не в ней; она тут вещь почти посторонняя. А хочется вам знать, зачем она у меня? Ну, это каприз мой, и только! Я ведь вообще склонен к эксцентрическим выходкам, а это показалось мне довольно курьезным. Вот вам и объяснение!

Но баронесса не приняла за чистую монету слов своего собеседника, хотя и показала с виду, что верит ему вполне. Душу ее терзали разные сомнения. Неприятнее всего было сознание, что какой-то слепой случай отдал ее прошлое в руки графу, и хуже всего в этом сознании являлась неизвестность — насколько именно она, баронесса, находится в его руках. Граф никогда не отличался особенной симпатией к Бодлевскому, хотя они и принадлежали к одной шайке, и эта тайная неприязнь начинала теперь беспокоить Наташу. Она ясно поняла, что необходимость поневоле заставляет ее быть в ладах с этим человеком, и даже отчасти подчиняться его воле, пока не измышлен какой-нибудь исход, который помог бы ей сделать графа вполне для нее безопасным.

— Так вы говорите, что дело Шадурских поправилось? — весело начал граф, закурив сигару. — Точно ли это правда? Откуда вы знаете?

— Из самого достоверного источника. Повторяю вам, сама объявила Владиславу сегодня утром.

— А вы его не ревнуете к ней? — усмехнулся Каллаш.

— Ревновать к денежной шкатулке?

— Ну а он вас не приревнует к старому Шадурскому?

Наташа только засмеялась в ответ.

— Ну а к молодому?

— Владислав так практичен, что не станет ревновать меня к кому бы то ни было.

— Скажите, вы его сильно любите?

— Любила когда-то.

— Ну а теперь?

— Теперь… теперь мы выгодны друг другу.

— Однако ведь вы — беременны от него.

— А вам что за дело?

— Дело вы увидите после. Верно уж есть дело, коли спрашиваю.

— Ну, положим, хоть и так! Печальный случай, и только.

— А как давно вы беременны?

— В самом начале… Да откуда вы это знаете! — с нетерпеливой досадой подернув бровями, промолвила баронесса.

— Ваш же Владислав поспешил сообщить отрадную новость, — усмехнулся Каллаш. — Он очень досадует, да оно и понятно, потому — в самом деле — для наших компанейских операций ваше критическое положение не совсем-то удобно. Придется ведь вам уехать месяца через два, а тут, как нарочно, в это время самые горячие дела подоспеют. И ведь это как хотите, а в некотором роде скандал, беременность-то ваша!

— То есть как скандал?

— Как? Очень просто! По пословице — шила в мешке не утаишь. Ведь Карозич слывет в обществе под именем вашего родного брата. А как вы полагаете, кого станут называть вашим любовником? Ведь уж и теперь кое-где смутно поговаривают, что это — сомнительный братец, а когда будущий фрукт окажется налицо, тогда вам придется только кланяться и благодарить за поздравления, тогда никого не разуверишь.

Баронесса задумалась.

— Нечего делать, придется уехать, — проговорила она как бы сама с собою.

— Отъезд ваш испортит дела компании, — возразил Каллаш.

— Да… Ну, что ж с этим делать?

— Что делать? Извлечь посильную выгоду из своего критического положения.

— То есть как же это? Я не понимаю…