Петербургский рубеж

Мы посовещались с Познанским и Ниной Викторовной, и решили, что лучше будет, если за Сталиным поедет спецгруппа. Начальником группы назначим майора Османова, его помощником — старшего лейтенанта Бесоева, ну, и двух-трех наших бойцов в придачу в качестве силового сопровождения. И вообще это менее всего должно походить на обычное этапирование. Наш клиент имеет хорошую кавказскую память и никогда не забудет ни добро, ни зло. Не хотел бы я быть тем человеком, на кого Коба затаил бы обиду… А поэтому тщательнее всё надо делать, тщательнее. От Отдельного корпуса жандармов с нашими орлами в Батум отправится господин ротмистр. Тем более что он и сам, по его словам, не прочь поближе познакомиться с будущим «красным монархом».

Нина Викторовна по телефону созвонилась с фон Плеве и получила от него добро на эту операцию. Познанский отправился на Фонтанку в МВД, откуда привез грозный документ, подписанный Вячеславом Константиновичем, где нашей спецгруппе давались самые широкие полномочия — «задание чрезвычайной важности» плюс обязывали все местные власти содействовать, всячески помогать и не препятствовать. А если учесть, что губернаторы в России находились в подчинении МВД, то майор Османов с этой бумагой мог строить кого угодно.

Познанский взял на себя обязанность организовать спецвагон для путешествия на юг (он всё же как-никак был железнодорожным жандармом), ну а я с Ниной Викторовной тщательнейшим образом проинструктировал Мехмеда Ибрагимовича и Николая Арсеньевича.

Ведь мы посылали их не ради того, чтобы они с ветерком прокатились до Батума. Эта поездка нужна была, чтобы, сопровождая Сосо, Бесоев и Османов попытались установить с ним контакт, вызвать интерес и показать, что с ним едут не обычные жандармы, для которых арестованный просто политический преступник, а люди необычные, знающие столько, сколько ни один сотрудник охранки знать не может в принципе.

И еще. Будущий товарищ Сталин должен почувствовать доброжелательность, исходящую от наших людей. Особенно от Бесоева. Ведь он осетин, а Джугашвили — фамилия по происхождению осетинская. Во всяком случае, в наше время представители рода Джугоевых заявляли это вполне определенно. Да и по менталитету своему Османов и Бесоев были людьми восточными. Конечно, они давно уже обрусели, но в них всё же осталось кое-что от их южных предков.

Сборы были недолгими. К установленному сроку к воротам дворца великого князя Александра Михайловича подъехало трое саней в сопровождении пяти конных жандармов. Наши путешественники попрощались с нами и, усевшись в сани, тронулись на встречу с товарищем Сталиным.

29 (16) ФЕВРАЛЯ 1904 ГОДА, БЛИЖЕ К ВЕЧЕРУ.

СПЕЦВАГОН НИКОЛАЕВСКОЙ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ.

Старший лейтенант Николай Арсеньевич Бесоев.

Он сказал: «Поехали!» — он взмахнул рукой…

Он — это наш Дед, Васильич, Тамбовцев который. А поехали мы в сторону моего родного дома — Кавказа. Конечно, Батум не Малгобек, но всё же находится чуток ближе, чем Питер. Правда, я уже и забыл, когда последний раз дома был.

Наш жандарм раздобыл нам классный вагон — как в прямом, так и в переносном смысле. Такие вагоны изготовляли в Америке на заводах братьев Пульман. Их эксплуатировали на всех важнейших пассажирских маршрутах. Ехать в таких вагонах было одно удовольствие. Тем более что сейчас у нас не было настоящей работы. Спи сколько влезет, ешь от пуза и по возможности не теряй бдительности. Ну, и естественно, разговаривай. А разговаривать нам было о чем.

Михаил Игнатьевич рассказал, чем он занимался без нас. Да, ему не позавидуешь! Для начала ротмистра заставили писать наиподробнейший отчет о нашем путешествии. Причем сразу в двух экземплярах — один для Плеве, другой для генерала Ширинкина. И если министра интересовала чисто формальная сторона дела, то начальник Дворцовой полиции оказался более дотошным. Он хотел узнать о наших взаимоотношениях, привычках, вкусах, причем каждого в отдельности. В общем, пытался создать наши психологические портреты. Умен, генерал, ох умен!

Заинтересовал меня и еще один момент из рассказа Познанского. Он сообщил о планах возвращения из опалы Сергея Викторовича Зубатова. Причем эту мысль высказал не Плеве, а Ширинкин. Того самого Зубатова, который опрометчиво вступил альянс с Витте и начал интриговать против Плеве, был уличен в этом, с позором отправлен в отставку и выслан под надзор полиции во Владимир.

Плеве, естественно, ничего о Зубатове и слушать не хотел, а вот Ширинкин посчитал, что негоже разбрасываться в наше сложное время такими профессионалами, как Зубатов. К тому же Ширинкина потряс рассказ Тамбовцева о том, как третьего марта 1917 года, во время обеда Зубатову сообщили об отречении Николая II и его брата Михаила: Зубатов молча выслушал это сообщение, вышел в соседнюю комнату и застрелился. Я спиной почувствовал, что нам в самое ближайшее время предстоит встретиться с Сергеем Викторовичем. И не только встретиться, но и вместе с ним работать.