Читаем Петербургское действо. Том 2 полностью

– Странные вы существа – женщины! – задумчиво и добродушно проговорил Фленсбург. – Странные! Вчера решаются на безрассудный поступок, рискуют своим положением, добрым именем, безумствуют как бы от самой сумасшедшей страсти, которая поглотила все существо, способна вести хоть на смерть, а сегодня…

– Да, уж вы бы лучше поступили в проповедники! – прервала его Маргарита, сердито усмехаясь. – Поступайте вот сюда, vis-а-vis[42], в церковь нашу, да по воскресеньям с кафедры и проповедуйте об испорченности нравов и о слабостях дочерей праматери Евы.

– Простите! Это явилось поневоле. Но не в том дело, надо подумать! Решиться мало, надо суметь довести дело до успешного конца. Обещаюсь вам подумать.

– Не забудьте, однако, что я вам даю три дня срока.

– О! Это для меня совершенно достаточно. Так до свидания! Будете ли вы сегодня вечером?

Маргарита рассмеялась и выговорила:

– А как вы думаете?

– Но если он опять явится?

– Нет, уж за это я вам отвечаю. Три дня он по уговору будет ждать терпеливо у себя того, что я ему обещала.

– То есть смерть! – громко выговорил Фленсбург. – Глупо, а все-таки скажу: бедный юноша! Зачем он замешался на вашем пути? Знаете ли, мне его жаль!

– Святая Мария! – раздражительно воскликнула Маргарита. – Вы невозможны. И я боюсь даже, что вы колеблетесь, что вы ничего не сделаете. Даете ли вы мне слово?

– Даю, даю, успокойтесь! Это «все», это прелестное женское «все» будет исполнено прежде трех дней.

Маргарита пристально глядела в лицо Фленсбурга, чтобы убедиться окончательно в серьезности его слов. Лицо шлезвигца было спокойно, решительно и холодно. Он не решался в минуту вспышки, а решался просто, бестрепетно, почти равнодушно.

Маргарита поверила ему и почувствовала, что судьба юноши теперь решена ими двоими, бесповоротно и безжалостно. Она тихо опустила глаза с лица Фленсбурга на пол, а затем незаметно, будто под какой-то тяжестью, тихо опустила и голову.

Фленсбург простился, пожал ее слегка похолодевшую руку и вышел.

Маргарита все стояла на том же месте. Наконец она очнулась как бы от сна, подняла голову, увидала себя в зеркале и вздрогнула. Она испугалась своей собственной черной фигуры с матово-бледным лицом. Тихо сделав несколько шагов, она села на диван, и вдруг слезы показались на ее лице.

– Что же делать? Иначе нельзя, – выговорила она шепотом. – Нельзя! Нельзя иначе!

В соседней горнице раздались шаги, и Маргарита быстро отерла слезы.

Гость оказался не простой, а визит его – многозначащим… Генерал-полицмейстер Корф явился засвидетельствовать графине свое почтение. И больше ничего! А прежде он никогда не бывал у красавицы иноземки.

Фленсбург между тем спокойно вернулся домой и не успел еще доехать к себе, как уже решил, что делать. Еще когда-то в маскараде, под наплывом ревности, он решился было вызвать на поединок простого сержанта. Но от этой нелепости отговорил его приятель Будберг. Теперь Шепелев был офицером, они были равны, и он мог не унижаясь драться с ним.

Для Фленсбурга, шлезвигского уроженца, покинувшего родину еще юношей, памятны были постоянные и бесконечные поединки студентов разных университетов, о которых так много и так часто слыхал он. Если бы он сам остался в Германии, то, конечно, теперь уже раз двадцать подрался бы. Для него поединок казался вещью самой простой и естественной. Разница была только в том, что там поединок случался из-за разных пустяков и кончался почти всегда легкими ранами, здесь же приходилось драться насмерть, или, верней сказать, здесь приходилось идти наверняка убивать юношу, едва умевшего держать шпагу.

И теперь роли как-то переменились и перепутались, теперь этому же Фленсбургу жаль было прежнего ненавидимого им соперника. Но и он, как Маргарита, кончил рассуждением: что ж делать! Иначе нельзя!

XXII

Ровно через сутки на Преображенском ротном дворе офицеры и даже солдаты толковали о безобразном случае, который все видели на плацу.

Бывший адъютант ненавидимого Жоржа привязался ни с того ни с сего к недавно произведенному офицеру Шепелеву, которого именно за это в полку недолюбливали как выскочку и голштинца. Но поступок Фленсбурга был настолько несправедлив и груб, что все офицеры невольно были на стороне Шепелева.

Фленсбург после развода заспорил с юношей по поводу его неправильно будто бы сшитого нового мундира и назвал его словом «щенок»!

Юноша вспыхнул, бросился к Фленсбургу, но тут же получил удар в лицо, настолько сильный, что опрокинулся навзничь. Вскочив снова на ноги, он снова бросился на оскорбителя и, несмотря на новый удар в грудь, успел сорвать с Фленсбурга орден и два раза ударить его в лицо. Тогда подоспели офицеры и разняли обоих.

– Ну, через час ты обо мне услышишь! – воскликнул Фленсбург. – Дорого тебе это обойдется!

И эти слова были поняты на ротном дворе совершенно иначе. Все офицеры поняли, что Фленсбург нажалуется Жоржу и государю, а Шепелев будет тотчас разжалован и, во всяком случае, выслан из Петербурга.

Перейти на страницу:

Все книги серии Петербургское действо

Петербургское действо
Петербургское действо

Имя русского романиста Евгения Андреевича Салиаса де Турнемир, известного современникам как граф Салиас, было забыто на долгие послеоктябрьские годы. Мастер остросюжетного историко-авантюрного повествования, отразивший в своем творчестве бурный XVIII век, он внес в историческую беллетристику собственное понимание событий. Основанные на неофициальных источниках, на знании семейных архивов и преданий, его произведения — это соприкосновение с подлинной, живой жизнью.Роман «Петербургское действо», начало которого публикуется в данном томе, раскрывает всю подноготную гвардейского заговора 1762 года, возведшего на престол Екатерину II. В сочных, колоритных сценах описан многоликий придворный мир вокруг Петра III и Екатерины. Но не только строгой исторической последовательностью сюжета и характеров героев привлекает роман. Подобно Александру Дюма, Салиас вводит в повествование выдуманных героев, и через их судьбы входит в повествование большая жизнь страны, зависимая от случайности того или иного воцарения.

Евгений Андреевич Салиас , Евгений Андреевич Салиас-де-Турнемир

Проза / Историческая проза / Классическая проза
Петербургское действо. Том 1
Петербургское действо. Том 1

Имя русского романиста Евгения Андреевича Салиаса де Турнемир (1840–1908), известного современникам как граф Салиас, было забыто на долгие послеоктябрьские годы. Мастер остросюжетного историко-авантюрного повествования, отразивший в своем творчестве бурный XVIII век, он внес в историческую беллетристику собственное понимание событий. Основанные на неофициальных источниках, на знании семейных архивов и преданий, его произведения – это соприкосновение с подлинной, живой жизнью.Роман «Петербургское действо», начало которого публикуется в данном томе, раскрывает всю подноготную гвардейского заговора 1762 года, возведшего на престол Екатерину II. В сочных, колоритных сценах описан многоликий придворный мир вокруг Петра III и Екатерины. Но не только строгой исторической последовательностью сюжета и характеров героев привлекает роман. Подобно Александру Дюма, Салиас вводит в повествование выдуманных героев, и через их судьбы входит в повествование большая жизнь страны, зависимая от случайности того или иного воцарения.

Евгений Андреевич Салиас

Классическая проза ХIX века

Похожие книги

12 лет рабства. Реальная история предательства, похищения и силы духа
12 лет рабства. Реальная история предательства, похищения и силы духа

В 1853 году книга «12 лет рабства» всполошила американское общество, став предвестником гражданской войны. Через 160 лет она же вдохновила Стива МакКуина и Брэда Питта на создание киношедевра, получившего множество наград и признаний, включая Оскар-2014 как «Лучший фильм года».Что же касается самого Соломона Нортапа, для него книга стала исповедью о самом темном периоде его жизни. Периоде, когда отчаяние почти задушило надежду вырваться из цепей рабства и вернуть себе свободу и достоинство, которые у него отняли.Текст для перевода и иллюстрации заимствованы из оригинального издания 1855 года. Переводчик сохранил авторскую стилистику, которая демонстрирует, что Соломон Нортап был не только образованным, но и литературно одаренным человеком.

Соломон Нортап

Классическая проза ХIX века