Петька счастлив

Этот ответ, видимо, полностью устраивает старшого, ибо скользит усмешка. Однако из педагогических соображений он скребет в затылке, шмыгает носом и определяет:

– Хот же морока – в угол.

– Да поесть сперва! – сердито мирволит мать.

Васильев подмигивает Пете.

Здесь нужно пояснить. Действительно, взаимные искажения фамилий имеют место, и причиной следует зачесть совершенно творческую натуру Петра. Дело началось с одного урока по русскому языку. Ищущая учительница предложила однажды написать сочинение на тему «Зима», используя для отыскания образа любую форму. Петя замыслить соорудить сочинение в виде поэмы, что и не преминул сделать. Вот она:

– Наступила зима, закружили метели. Уже пожелтели зеленые ели.

Собственно, и все, дальше история совершенно не трогалась, как Петя ни прикладывал разные сочинительские средства вплоть до вдохновения. Честно признать, и «пожелтели ели» было как-то сомнительно, но, во-первых, никакие другие глаголы сюда просто не вставлялись, во-вторых, наделить хвойные свойствами лиственных смело и достойно, наконец, здесь присутствовало нечто экзотическое – словом, бросать найденный образ Пете дюже не хотелось. Короче говоря, поэму Петя все-таки обнародовал, что со стороны класса и учительницы имело очень вялый отклик, но получило мощный резонанс от закадычного вражины Кольки Малахова, который не замедлил наделить Петю обиднейшим прозвищем Петя-еле-еле. Естественно, оставить происки безнаказанными наш оголец не мог. В результате и получилось то что получилось. И согласитесь, хоть творческие поиски Пети пошли в поле прозы, образ получился чрезвычайно убедительный.

Утром вся школа взбудоражена. Учителя пересказывают этапы кубинской революции. Призывы учиться и трудиться благотворны… Полдень. Пропасть народу сосредоточилась на площади перед Политехническим институтом. Юркие пацаны продрались в первые ряды, крутят головами на рассуждающих в ожидании героев людей.

– Кто из Политбюро сопровождает, не слышали?

– Как же – Громыко!

– Погодка, однако, как по заказу.

– Словно сдурели. Будто, понимаешь, представление цирковое, – гундосит пастозный дядя в панаме, теснимый студентами.

– На сахарных плантациях мужик вроде работал – оттуда бодягу затеяли.

– Нда, кубинским и питаемся – а свекольный-то послаще будет.

– Товарищ, не давите мне на бюст! – сетует дама в воскресном крепдешиновом платье с брошью.

– А я слышал, боксер был, профессионал.

Дама ерничает:

– Да что вы говорите?!. (Снисходительно) Кастро – адвокат! Из приличной семьи, между прочим.

Петя интернационально косится – еще одна Гитара!

– Я вам доподлинно скажу: наш он, засланный – у моей золовки брат в кэгэбэ работает! Между прочим, у Фиделя фамилия – Кастро Рус.

– Это вы на Рус намекаете? Как насчет Кастро?!

– Не курите мне в нос, юноша!..

Вскоре набегает волна ликующих возгласов, переходя в мощный ор. Взлетают руки, вспыхивают глаза – появляются три ЗИМа. В первом стоит Фидель, проталкивая сквозь курчавую бороду усталую улыбку и степенно покачивая опрятной, небольшой ладонью возле плеча. Шквал восторга взрывает народ, Петька заходится в неистовом крике: «Урра!!!»

Веселое топанье домой в месиве разгоряченных, захлебывающихся ребятишек.

– А я как заору-у! А Фидель как посмотрит на меня и рукой ка-ак махнет!

– А я, а вот… а на второй машине Рауль ехал!

– Пестик в кобуре видел у него? Заряженный!

– Да у него в машине еще автомат лежал!

– Врать-то не колеса мазать!

– Я видел! Спорнем? Он всегда с автоматом ездит!

И плывет народ по улицам празднично. Вон и отец Петин с дядей Лешей Шамриным и супругами Трисвятскими. Похоже, предстоит «расслабёжь».

Васильев – бывший старшина, демобилизованный в пятьдесят пятом. Соседи, они же друзья родителей, тоже бывшие или настоящие военные, потому что городок, десяток с небольшим двухэтажных домов, прежде был военной частью. Теперь армейское бытие ушло, но жизнь по-прежнему на виду. Если Васильев топает с дядей Лешей и дядей Колей и возбужденно что-то обсуждает – помимо, мама дежурит в медчасти – значит, на географичку сегодня смотрим с высокой колокольни. И что бы Петя делал без кубинской революции.

Следующий день сер и неопрятен. Все обсуждено вчера, жизнь валится в обычное русло. Географичка бубнит про Средне-Русскую возвышенность, на которую Пете глубоко плевать, и из хмурого ока зловредно выстреливает в очаги класса, где намечается малейшее оживление. Бодро выговаривает в конце урока:

– Однако, я что-то не видела вчера твоих родителей, Васильев. Ты, вероятно, считаешь, что я сама могу прийти? Ну что ж, я могу!

– Завтра, – бурчит Петя.

– Сегодня, Васильев! Я долго в школе задержусь. Ты меня понял?

Парень кивает головой – он давно Гитару понял.