Петля

Стукнула меня сумочкой, отворачиваясь к окну.

— Да ладно тебе. Смотри, что я привез… у меня в кармане куртки. Достань.

Женщины… их ничего не изменит. С блеском предвкушения в сияющих глазах сунула ручку мне за пазуху, и я слегка прикусил ее запястье, глядя на дорогу и улыбаясь сам себе.

— О Боже-е-е. Макси-и-и-им. Это та-а-ак…

— Моей самой красивой девочке, — посмотрел, как она застегивает колье на тонкой шее, прихорашиваясь в зеркале, и почувствовал, как внутри что-то сжалось, и стало больно дышать. Когда-то она вот так сидела со мной в старой куртке и радовалась шоколадной конфете. Маленькая, испуганная птичка. Моя птичка, моя девочка. Меня тогда уже и накрыло. Сам не понимал, а попал сразу же, на взгляд этот и на губы капризные, на дерзость и наглость малолетнюю. Себе захотел и в тот же момент себя же и испугался.

— Оно такое красивое… и камни. Это же так дорого. Спаси-и-ибо.

Она даже не представляет насколько. Я купил их на аукционе в Женеве. Камни привезли из ЮАР, и когда я их увидел, сразу вспомнил ее глаза. Не удержался. Потом мне изготовили колье для нее на заказ. Сейчас смотрел, наслаждался ее радостью и знал, что оно ей нравится не потому что дорогое. Она и понятия не имеет о цене. Моя девочка в восторге, потому что это я ей подарил. Когда первый раз привез подарок из поездки, у нее слезы по щекам потекли… Я не знал почему, а она сама сказала.

— Ты обо мне думал, когда выбирал, покупал, вез… что может быть более ценным.

И я верил. Ей можно было привезти что угодно, и она радовалась, как ребенок любой безделушке.

— Я рассмотрю дома, когда ты будешь одета только в него и расплатишься за подарок, — приподняв бровь усмехнулся ее восторженному выражению лица.

— Ты сумасшедший, — жадно обцеловала мою шею, — спасибо-о-о.

— Просто чертов придурок, повернутый на собственной жене.

Когда я скажу ей, что уезжаю, и теперь скорее всего на месяц, она расстроится. Но я сделаю это завтра. Сегодня я еще не насладился ею и ее улыбками.

Каждый день нашего счастья казался бесценным и каким-то скоротечным. Мне хотелось опутать время цепями, чтоб не дергалось, а стояло на месте. Какой-то паршивый страх внутри, что все это ненадолго. Слишком хорошо, чтоб длиться вечно. Вспомнил, как тяжело все выравнивалось, как еще несколько месяцев не разговаривал с Графом, а потом сам к нему с бутылкой вискаря приехал. На стол поставил, откупорил, глядя на брата.

— Дочь у меня родилась, брат. Хочу, чтоб крестным был. Больше нет у меня никого.

Он молча откинулся на спинку кресла. Нет, мы ничего больше не обсуждали. Я не извинялся, он не прощал. Мелко это все. Не простится и вряд ли забудется. Вопрос в другом — мы живем с этим и прикрываем друг другу задницы или становимся чужими навечно. Для меня это был момент откровения. Если б сейчас сказал, чтоб я убирался — я бы его понял.

— Отказываться нельзя, кстати.

Андрей тогда долго мне в глаза смотрел, потом усмехнулся и бокал пальцами подтолкнул, так, что тот по столу проехался ко мне и я, накрыв его ладонью, остановил.

— Так когда крестины, Зверь?

— Через три дня.

Он пальцем переносицу потер.

— Не знаю, что там покупают в таких случаях, вместе поедем.

— Не-е, ты крестный, ты и покупаешь.

— А чего это, как попадалово, так я один?

Мы с ним тогда весь день, словно два идиота, по торговому центру лазили, подарки выбирали. Продавщицы приторно нам улыбались, когда мы разглядывали розовые вещички, погремушки и соски.

"Это мой брат" — буркнул я одной из них. Еще не хватало, чтоб нас за педиков приняли.

Когда выбрали, сам не знаю, как в баре оказались. Нажрались вусмерть. Я проснулся в полдень на диване у него дома в какой-то розовой повязке с бантиком на голове и с выражением ужасом на лице от количества неотвеченных от Дарины.

Она приехала к брату вместе с нашей трехмесячной дочерью, едва я успел умыться и пригладить торчащую дыбом челку. Когда Дарина вошла в дом и устремила на меня яростный взгляд, Граф одну бровь по-семейному приподнял, а я истерически затребовал подтвердить мое алиби. Через час мы оба оправдывались перед Дариной, которая в наказание оставила нам Таю на целый день и уехала с Кариной на шоппинг.

О-о-о-о — это была высшая мера. Пытка. Врагу не пожелаю. Мы прокляли все на свете, по очереди звонили моей жене и обещали никогда так больше не косячить, но она оставалась непреклонна. Садистка. Тиран. Деспот во плоти. Мы с братом тогда чуть не поседели. Это прелестное, дьявольское, орущее создание довело нас до истерики. Мы даже вспомнили детские песенки и стишки… но это мало помогло — нам то улыбались беззубым ртом, то снова орали на высоких частотах так, что уши в трубочку заворачивались и сердце останавливалось. И когда Дарина вернулась, я был готов на что угодно, лишь бы она успокоила наше орущее счастье. После слезных просьб, клятв и обещаний я отделался неделей домашнего ареста, завтраком в постель и ночными дежурствами у детской кроватки.