Петля

Когда проснулась, то долго не могла отдышаться и вытирала слезы ладонями. Самое страшное, что я понимала — мой сон вполне может быть явью и отец не простит мне того, что со мной случилось. Он во всем обвинит меня. Ведь это я, вопреки его желаниям и мечтам, занималась музыкой, я отстранилась от всего, что должно было интересовать девушку моего возраста в подобной семье. Я поехала на этот конкурс и я в итоге оказалась в ловушке, в которую потянула за собой и его. Одному дьяволу известно, что именно требует Воронов от папы взамен на мою свободу. И я была убеждена, что это далеко не деньги.

Ближе к вечеру мне все же захотелось есть. В течение дня никто не приходил — в отличие от того дома, где все следили за каждым моим шагом. Впрочем, я не сомневалась, что здесь везде понатыканы видеокамеры. Они все равно наблюдают за каждым моим шагом. Когда я раздевалась в ванной, я неизменно показывала всем стенам и зеркалам средний палец. Ублюдки. Смотрите и изойдитесь слюной, жалкие хозяйские псины.

Когда все звуки стихли и везде погас свет, я решила спуститься на кухню. Должна же быть кухня в этом чертовом доме, похожем на черно-белую тюрьму. Такой же мрачный, холодный и бездушный, как и его хозяин. От голода урчало в животе и пульсировало в висках. Меня успокаивало то, что никто не приходил ко мне. Никто не наведывался, ничего не спрашивал, не проверял. Как будто обо мне забыли. Я много думала за этот день и решила, что нужно сидеть тихо, и тогда больше ничего не случится. Рано или поздно меня отсюда выпустят. Вернут отцу или… Или убьют. На последнем я старалась не зацикливаться. Если бы хотели — уже сделали бы это. Остается только набраться терпения и ждать.

Двигаясь возле стены, я неслышно ступала босыми ногами по холодному полу, спустилась по лестнице вниз и остановилась, пытаясь сориентироваться в темноте. Черт, и где мне здесь искать кухню? Может, найти кого-то из охранников и попросить дать мне поесть? Но потом вспомнила, в каком виде я сюда выбралась, и передумала. Как только я миновала последнюю ступеньку, в ту же секунду включился свет, и от неожиданности я вскрикнула, прижавшись спиной к стене.

Он сидел внизу в кресле, пристально глядя на меня и поигрывая выключателем от торшера, явно наслаждаясь тем, что заставил меня испугаться или поймал с поличным. Я медленно выдохнула, глядя на Графа, вальяжно развалившегося на кожаном сиденье и потягивавшего свой неизменный коньяк. Он был похож на пантеру, но не в клетке, а именно на воле, когда невероятно красивый хищник лениво лежит в тени и наблюдает за добычей, зная, что может сцапать ее в любое время.

— Я проголодалась. — Иногда лучше говорить правду, чем загонять себя в угол совершенно ненужной ложью. После того что произошло днем в его кабинете, я уже не могла смотреть на него, как раньше. Мне становилось тесно в его присутствии, и тут же вспыхнули щеки. Пожалуй, под струями воды я выглядела намного лучше и защищеннее, чем сейчас, в одной атласной ночнушке на голое тело. Настолько короткой, что когда я дернула подол вниз, она просто сползла с моих плеч, и я тут же поправила тоненькие лямки. Воронов опустил взгляд и осмотрел меня с ног до головы. Господи, почему же он у него такой невыносимый, такой адски тяжелый и в то же время заставляющий судорожно глотнуть воздух.

— Или вы запретили меня кормить?

— Забавная версия. Думаешь, стоило посадить тебя на голодный паек? Считаешь, что заслужила?

Снова этот тон, как с капризным ребенком-дегенератом. Вся моя решимость вести себя тихо куда-то улетучивалась рядом с ним. Мне хотелось, чтобы он не говорил со мной так, не смотрел, не смел меня унижать, и в то же время я уже боялась его разозлить.

— Я ничего не считаю, просто хочу есть.

— Такие привилегии нужно заслужить, — слегка усмехнулся, явно наслаждаясь своим триумфом, а у меня снова перехватило дыхание от его взгляда. Потому что он говорил одно, а глаза продолжали ощупывать мое тело, и я начала покрываться мурашками от этого взгляда. Наверное, я впервые ощутила полный смысл этой фразы — "раздевать глазами". Он не только раздел. Он меня уже трогал. Прикасался везде и заставлял вздрагивать от этих прикосновений.