Петля

После того бешеного поцелуя на лестнице я уже понимала, что именно испытываю — я хочу его, хочу до боли, до скрежета в зубах, до умопомрачения. Я дрожала лишь от одного его взгляда, от звука властного голоса. Он почти никогда его не повышал не только со мной, но даже в разговоре с прислугой и своими подчиненными, охраной… ему было достаточно снизить тон, а у меня внутри словно лопались струна за струной… меня уносило. От ощущения его недоступности, недосягаемого превосходства, словно он Бог, а все остальные просто пешки на шахматной доске Андрея Воронова, который одним взглядом, мог вышвырнуть любую фигуру из игры. За эти несколько дней весь мой мир полностью перевернулся, и я осознала, что попала в какой-то чертов капкан. Мои ненормальные эмоции не просто не ослабели, а они вдруг начали испепелять меня. Как удар в солнечное сплетение, неожиданный нокаут.

А я… я внезапно начала понимать, что просто до безумия в него влюбилась. Впервые в жизни. Наверное, он стал моим проклятием, тем самым наваждением, от которого нет спасения. Я реагировала на его запах, на его голос, словно он свистел в невидимый манок, и я взвивалась от дикого возбуждения, как животное, которое идет на бойню по собственной воле. Каждый мой нерв жаждал его прикосновений. Но он никогда не заходил со мной дальше, чем просто флирт и игра слов. Намеренно дразнил меня и злил, унижал. Ничего невинного в этом не было. Каждое слово имело подтекст, каждый взгляд раздевал и обещал пытку наслаждением и в то же время отшвыривал так далеко, что я раз за разом падала плашмя к его ногам, униженная своими эмоциями и его пренебрежением. Но это не мешало мне сходить по нему с ума. Потому что его опыт чувствуется даже в одном взгляде бархатных глаз, тяжелом, с поволокой, затуманенном или яростном, подводившем меня к краю сумасшествия.

После того поцелуя я не выдержала этого бешеного напряжения, ласкала себя сама, закрывшись в ванной, запрокинув голову и чувствуя, как струи воды бьют по моим возбужденным соскам, я яростно терла себя внизу, но так и не могла кончить. Никогда раньше со мной не происходило этого безумия. Я думала о нем… со мной под водой, как в его комнате, когда он в одежде стоял рядом под душем и впервые смотрел на меня голодным взглядом.

Фантазии жаждали реальности, и если раньше разрядка от пошлых шалостей приходила всегда, то сейчас я просто рыдала в ванной, закрыв лицо руками и чувствуя себя жалким никчемным ничтожеством. Я хотела, чтобы это были его руки… Такие красивые, ухоженные и в то же время сильные, с рельефными венами на внешней стороне ладоней, смуглые, с неизменными дорогими часами на широком запястье и проклятым обручальным кольцом, которое я начала ненавидеть всеми фибрами своей души. Оно, как напоминание о том, что та, другая, имела на него все права… он любил ее, свято чтил ее память, а я… уже дико ревновала и к ней… незнакомой мне женщине, матери его взрослой дочери. Мертвой сопернице, которая была реальнее, чем любая живая. Я вспоминала, как смотрела на ее портрет в его кабинете и каждый раз мне хотелось прийти туда и разбить его, потому что видела, как иногда он бросал на фото тоскливые взгляды или просто не отрываясь смотрел, жадно затягиваясь сигаретой… а я, живая, сходящая по нему с ума… не удостаивалась ничего, кроме снисходительных кивков, пространственных улыбок и поддевок. Мой враг.

Я всегда оставалась для него Александрой, особенно когда намеренно его злила, хотела эмоций, даже ярость могла сгодиться, да что угодно, только не снисходительная улыбочка и издевательский взгляд, словно все, что я делаю или говорю — ублюдочный бред малолетней идиотки. Я узнавала его, а он меня нет. Я учила новые грани, стремилась понять, кто он, Андрей Воронов, и чем больше о нем узнавала, тем больше запутывалась и казалась себе еще более ничтожной, грязной… принадлежащей к семье уродов, коими он считал моего отца и родню. Но ведь я просто живая, я умею плакать, любить и ненавидеть, смеяться, и мне тоже больно. У меня есть сердце, и оно сжимается от дикого и неправильного влечения к тому, с кем меня разделяет просто немыслимая бездна вечной кровавой вражды.

Да, я танцевала, как и все, в этой зале, словно важная гостья, а не пленница под беспрестанным надзором верных псов Графа, не спускавших с меня цепких взглядов. А-а-а-а… боитесь, твари, что я выкину очередной фокус? Бойтесь. Не спите по ночам. Так вам и надо.

Я прыгала на танцплощадке, как змея извивалась возле парней в рваных джинсах и майках, которые ошалело на меня смотрели, разинув рты. Еще бы… с ними рядом выплясывает сама Лекса, и на ней совершенно невероятное блестящее платье, очень короткое, вызывающее, провокационное и безумно дорогое. Когда я согласилась спеть Его Превосходительство позволил мне выбрать для себя наряд на мой вкус.