Петля

Прикрывать зверские убийства становилось все сложнее, а кабинетные генералы чувствовали, что под их носом происходит что-то непонятное. Те, кто отчитывали их за тупость, куриные мозги и руки из *опы, через пару часов сами же давали указания — "замять". А через несколько дней с таким же невозмутимым лицом швыряли на стол отчет с количеством нераскрытых преступлений за последнюю неделю.

Трясущиеся руки, пачки выкуренных сигарет, бессонница и маниакальная подозрительность — вот, во что превратилась жизнь госструктуры, главным заданием которой была охрана правопорядка и законности. Потому что чистых там не было. Да и быть не могло. Гнилая система, которая поглощала всех без исключения. Сколько ни реформируй, сколько ни наказывай и ни мотивируй — ключевыми фигурами оставались одни и те же.

— Отдыхать иногда нужно, Матвей Свиридович… работа не волк, в лес не убежит.

— Да, ты прав, Андрей, — он опрокинул в рот стопку и, резко выдохнув, отправил в рот маринованный огурец. — Все волки на местах…

— Значит, будем считать, что мы открыли сезон охоты… — ответил я и налил нам по второй.

— Ох, сынок… — генерал-лейтенант полиции, заместитель начальника Главного управления уголовного розыска вполне мог позволить себе называть меня именно так. В этом обращении не было фамильярности. Он знал меня много лет — отцовские связи я не просто поддерживал, но и укреплял с каждым годом все больше, — закругляться пора… с охотой. Заканчивать. Дальше тянуть уже нельзя, в департаменте на ушах все. Преданных все меньше, слив информации начался. Гарантий хотят, дрожат твари, за з***ницу свою каждый боится.

— Иногда на корабле полезно пустить слух, что он идет ко дну… — я поднял рюмку, — пусть с нашего сбегут все крысы.

Он молча кивнул и, поставив хрустальную стопку на стол, принялся за трапезу.

— Бегут, Андрей, притом массово. Наши ряды редеют, действовать нужно быстро.

— Осталось немного, у меня практически все данные на руках, Матвей Свиридович. Вы меня знаете, не был бы уверен — никогда не подбил бы вас под такое дело.

— Подвязал старика не на шутку… Эх, узнаю вороновские гены. Прям революционером себя почувствовал…

— В какой-то мере так и есть. Головы полетят, и не одна, нет такой власти, которую нельзя было бы сместить. Так что скоро смотрите на всех телеэкранах страны, как говорится…

— Журналюг уже прикормил, я так понял… Шустро.

— Конечно. Ждут команды "фас"

Он хотел засмеяться, но получился какой-то хриплый смешок. Зыркнул на меня слегка настороженно. Как будто самому себе говоря, что на моем пути лучше не вставать.

* * *

Прошло уже несколько часов после того как мы с Матвеем Свиридовичем попрощались, а навязчивый запах опасности только усиливался. Я напряжение генерал-лейтенанта на расстоянии чувствовал, в каждом жесте, осторожном слове и особенно — вздохах, которые вырывались непроизвольно. Волнение… именно так оно дает о себе знать. Он ступил на скользкую дорожку и понимал, что вернуться уже нельзя, а я уверенно и твердо толкал его по ней вперед. Это была опасная партия, но, выиграв ее, он получит то, к чему шел всю свою жизнь.

Есть люди, которые не просто движутся по карьерной лестнице, для них каждая ступень — отображение собственной значимости. Прежде всего перед самими собой. А еще у Матвея Свиридовича Тихонова был жуткий комплекс отличника. И именно на этом я и решил сыграть. Он уже несколько лет исполнял обязанности заместителя, но ему дали четко понять, что возглавлять управление ему не светит. Несмотря на заслуги, трезвый ум, собачью преданность своему делу. Кресло, которое он видел в своих мечтах и снах, занял чей-то ставленник. Для Тихонова это был удар ниже пояса, и именно в такие моменты человек принимает решение разрушить систему. Протест против несправедливости — благодатная почва для манипуляции, ведь справедливости как таковой не существует. Каждый считает, что имеет право вершить ее лично.

И когда я представил ему свой план, рассказав, какие данные мы можем получить, расписав по пунктам всю последовательность действий, он ответил мне не сразу. Но тот лукавый блеск, который в одно мгновение вспыхнул в его зрачках, был красноречивее любых слов. Я молча уехал тогда и с ухмылкой поглядывал на свой телефон — "ну-ну, и сколько времени господин Тихонов будет делать вид, что все еще раздумывает над предложением".

Я знал, что это дело максимум нескольких дней. Тихонов пойдет на это, и я, даже не дождавшись его согласия, начал действовать. С твердой уверенностью, что он будет играть по моим правилам. Я взял всю ответственность на себя, чтобы потом поставить перед фактом, что нужно поступить именно так, расписывая все наши, уже совместные, шаги. Пусть спустя время он, разговаривая с собственным внутренним голосом, будет уверен, что у него не оставалось иного выбора.