Петр Фоменко. Энергия заблуждения

…Это повторялось много раз, мы с Сашей Косолаповым отшлифовали эту сцену и разыгрывали ее, как по нотам. Я рыдал у дерева – неудержимо и достоверно, а Саша выжидал у «Арагви» очередную «жертву». Обычно «он» появлялся из дверей ресторана после обильного ужина с эффектной бабой – вальяжный мужик, явно стремившийся произвести эффектное впечатление на свою спутницу. (Тут нам нужно было быть тонкими психологами.) Они намеревались отправиться продолжить вечер… И в это время «вступали» мы. Под мои рыдания Саша прочувствовано произносил: «Извините, нам нужна ваша помощь. У моего друга отобрали все документы – паспорт, военный билет. За возвращение милиция требует огромную сумму… 100 рублей!» (По тем временам это были колоссальные деньги, но мы понимали – надо «бить» наверняка.) Я: «Саша, не надо, не унижайся! Посмотри – с какой он женщиной!..» В мужике тем временем боролись жадность вперемешку с сомнениями и желание выглядеть шикарно-благородно в глазах своей спутницы. И это желание побеждало. Часто мы получали свои деньги и сразу отправлялись в «коктейль-холл», где отлично проводили время, употребляя коктейли (они тогда стоили 10–12 рублей). И, к счастью, ни разу своих «жертв» там не встретили…

«Пробы воздуха» на улице Горького

В студенческие годы в аптеке на улице Горького мы покупали спиртовую настойку ромашки, с трех-четырех пузырьков которой наступала полная эйфория. (Еще мы выпивали в «Магазине шампанских вин» на углу.) Мы хотели сдать пузырьки по 3 копейки, чтобы выручить немного средств.

Но, придя в аптеку, обнаружили там целую корзину, полную таких пузырьков. Мы ее взяли и вышли на улицу Горького напротив Центрального телеграфа. Дальше картина была такая: мы останавливали машину, Саша – высокий, красивый – делал эффектный жест, а я ставил пузырек на мостовую. Следующий шаг – другой пузырек. Водители немногочисленных автомобилей в недоумении останавливались. Мы объявляли: «Берем пробы воздуха!» Люди относились с «пониманием». Это, наверное, была первая «пробка» на Тверской, тогда улице Горького. Понятно, что при нынешнем движении нам бы, наверное, не удалось проделать наш фокус. Так мы дошли до разделительной полосы, повернулись к встречному потоку и продолжили по тому же сценарию: жест – остановка – пузырек. Когда подъехала милиция, мы как раз закончили на противоположной стороне от Камергерского рядом с Центральным телеграфом и, не дожидаясь сотрудников органов правопорядка, которые бежали к нам по подземному переходу, рванули вверх по Тверской, к Брюсову переулку. Юркнули внутрь церкви Воскресения и там, в приделе, застыли в полумраке под иконой с Богоматерью.

Яйца лошади Юрия Долгорукого

Однажды утром, возвращаясь с какой-то гулянки, мы увидели, что к памятнику Юрию Долгорукому прислонена лестница. Этим нельзя было не воспользоваться. Тогда мы надули имевшиеся у нас с собой воздушные шарики, влезли на пьедестал и привязали к лошади сзади. А лестницу спрятали в арке Института марксизма-ленинизма, расположенного за статуей и сквериком. Там же скрылись сами и наблюдали. Утренний милицейский патруль в ужасе и возмущении пытался сорвать шарики с лошади, но не допрыгнул. А лестницы-то не было! Тогда они стали их расстреливать из табельного оружия. И шарики печально повисли тряпочками, что было еще смешнее.

Замок на двери Школы-студии МХАТ

Однажды мы придумали такую рискованную шутку. Рано утром повесили бутафорский замок (очень достоверный) на скобу дверей Школы-студии МХАТ. Сами спрятались в подъезде напротив и в окно над кафе «Артистическое» наблюдали за развитием событий. Двое первых пришедших боялись тронуть замок, яростно спорили и отталкивали друг друга. Потом подошел В. З. Радомысленский и, испуганно озираясь, долго не мог решить – входить или не входить в здание. Он выглядел явно напуганным (что для человека его судьбы и поколения вполне понятно). Оглядываясь по сторонам, ректор увидел в окне наши довольные рожи. В общем, по совокупности нарушений и «преступлений», из Школы-студии я был отчислен.

На студенческом собрании однокурсники искренне возмущались моим поведением. Особенно Светлана Мизери, жена Игоря Кваши, восклицавшая: «Этот Петрушка, этот шут гороховый! Он же повесил замок на Школу-студию!» В общем, не место мне было в их чистых рядах…

Два замысла

Когда Петр Наумович фантазировал, казалось, он сочиняет на ходу. Возможно, порой так оно и было. Но мне все больше кажется, что в этих фантазиях-импровизациях шлифовались замыслы, которые могли бы стать поводом для «настоящей» истории. Иногда они воплощались, а иногда так и оставались в гениальных рассказах, несбывшихся видениях и поэтических мечтаниях острого ума. Красота идеи порой ценнее воплощения. Из оставшихся в моих записях две выглядят особенно блестящими и завершенными. В сущности, готовыми сценариями. Это экспромт-фантазия на тему «Шинели» Гоголя и «Наше всё» – фантасмагория о памятнике Пушкину.