Петр Фоменко. Энергия заблуждения

Когда «Мастерская» обрела собственный дом и один за другим вышли «Война и мир», «Семейное счастие», «Деревня», «Египетские ночи», – это был удивительный период в жизни Петра Наумовича. Он мог сделать все, и у него все получалось. Артисты вышли на пик формы, у него самого реализовалось желание иметь свой дом, – это был подъем. Он преданно любил старое здание театра и так и не ушел из него, когда открылась новая сцена. Библиотека – его кабинет – и сейчас хранит атмосферу, какая была при Петре Наумовиче. (Я уверена, она останется местом, куда люди будут приходить работать, репетировать, читать, разговаривать. Не музейной комнатой, а живым пространством, где незримо присутствует в полумраке ее главный обитатель – с дымящейся сигаретой, под лампой, среди книжных шкафов и фотографий любимых людей. – Н.К.) Закулисные помещения у нас так хитро устроены, что, зайдя в театр со служебного входа, все неминуемо проходят мимо библиотеки – всё под контролем, жизнь течет перед глазами Петра Наумовича. Это семейные отношения – разные, любовные, конфликтные, – но бесконечно дорогие. «Мастерская» для нас – не место работы или даже служения. Это дом и семья.

Кирилл Пирогов. «Никто никогда не мог понять Петре Наумовиче…»

…Странно вспоминать сейчас…

Есть ощущение, что все продолжается,

а получается, что становится прошлым,

прошедшим, невозвратным…

А ведь это не так– оно же на самом деле есть!

Все эти годы во мне перманентно живет это чувство.

Кирилл, вы закончили Щукинское училище. Выпускнику вахтанговской школы, наверное, было нелегко адаптироваться в иной театральной среде?

У Петра Наумовича можно было только учиться. Сам он всегда говорил: «Я учусь у вас». Он никогда не навязывал свое видение предмета. Это было прекрасно и сложно, потому что никто никогда не мог понять Петра Наумовича – можно было только верить. «Догнать» мысль Петра Наумовича было невозможно. Он не любил объяснять… Мог признаться: «Я не знаю, как сделать эту сцену», но при этом был абсолютно подготовлен. И это противоречие присутствовало в нем всегда…

Мне всегда казалось, «Мастерская» – это особый мир?

В «Мастерской» невероятное количество радости, любви и света между людьми – в отношении к делу и друг к другу. Не идеально, не стерильно, просто по-настоящему. Это действительно большая редкость, когда группа людей живет общим делом. В какой-то момент стало понятно, что жить друг без друга никто не может, не хочет и ничего иного не нужно. А рядом была трудная, «кровавая» работа с Петром Наумовичем: мы «бежали» за ним, пытались понять и не понимали. Он часто был строг и взыскателен, даже жёсток с нами. После спектакля в 11 часов мы садились в Зеленом зале, и до часа ночи Петр Наумович разбирал нашу работу. А после разбора оставалось ощущение, что нам противопоказано заниматься этой профессией вообще, даже если спектакль шел удачно – по атмосфере, по приему. Если все проходило слишком хорошо, его это беспокоило больше, чем если бы было плохо. Он любил повторять: «Нужен провал». А когда мы играли неважно – поддерживал. Он всегда все делал наоборот. Сам не знал успокоенности, упоения успехами и для нас не хотел этого – ведь такое состояние чревато остановкой. Он не желал этого никому. Но в первую очередь спрашивал с себя, себе не давал поблажек. Мы могли спорить с Петром Наумовичем, но наше доверие к нему было незыблемым и абсолютным.

Репетиции Фоменко – подробные, неторопливые. На мой взгляд, никто так не работает сейчас. Что для актера дорогого, ценного в таком подходе?