Петр III

По сути, это была программа секуляризации. В позднейших документах и Петра III, и Екатерины II содержались сходные требования. Но Елизавета не перевела монастырские и архиерейские земли в казну, а только изъяла их из управления Церкви. Указом 19 февраля 1762 года дело было доведено до логического конца. Создавалось специальное учреждение — Коллегия экономии — для управления бывшими церковными имениями. В сами имения, наконец, отправились государственные управляющие. Крестьяне (более двух миллионов душ) освобождались от барщины и обязаны были платить казённый оброк. В их пользовании оказалась земельная запашка, на которой они прежде работали во благо монастырей, что существенно увеличило размер наделов. Само по себе это улучшало положение земледельцев, а разбогатевшие могли свободнее записываться в купцы и перебираться в города¹¹.

Штелин подчёркивал прямую связь между замыслами Петра I и секуляризацией, к которой приступил его ученик: «Император... трудится над проектом Петра Великого об отобрании монастырских поместий и о назначении особенно Экономической коллегии для управления ими. Генерал-прокурор Александр Иванович Глебов сочиняет об этом Манифест... Он (Пётр III. — О. Е.)

берёт этот Манифест к себе в кабинет, чтобы ещё рассмотреть его и дополнить замечаниями»¹².

Если бы император ограничился документом Глебова, то при известном ропоте духовенства он всё-таки не вызвал бы религиозной ненависти населения. Но Пётр не мог не перегнуть палку. Секуляризация земель превратилась в изъятие церковных ценностей. Армейские офицеры врывались в монашеские кельи и дома священников и забирали оттуда золотые сосуды, кресты с драгоценными камнями, оклады богослужебных книг... 15 апреля последовал указ, запрещавший подобную практику¹³

. Но она уже успела разозлить верующих.

Теперь каждый шаг государя в духовной сфере воспринимался как заведомое зло. Если 9 марта Кейт сообщал вполне нейтральные сведения: «Император присоединил к коронным землям монастырские владения, а взамен назначил для архиепископов и игумнов определённое жалование», то к началу мая британскому послу пришлось признать, что Пётр возбудил «превеликое неудовольствие по всей империи». А 7 июня он уточнял: «Жалобы по поводу объединения коронных и монастырских земель всё усиливаются, особливо после того, как император повелел брать в военную службу сыновей священников. Всё духовенство, и белое и монахи, единодушны в своём недовольстве»¹⁴.

Среди священнослужителей не было ни одного слоя, который новый государь не обидел бы чем-нибудь. У крупных иерархов забрали земли, сельские батюшки испугались солдатчины для детей, столичным попам запретили устраивать домовые церкви в богатых усадьбах, чем лишили серьёзного дохода. А ведь все эти люди имели возможность жаловаться прихожанам на проповедях.

Рюльер отлично разобрался в ситуации: «Пётр III приближал своё падение поступками, в основании своём добрыми; они были гибельны для него по его безвременной торопливости и впоследствии совершены с успехом и славою его супругою. ...Небесполезно было для блага государства отнять у духовенства несметные богатства, и Екатерина, по смерти его, привлёкши на свою сторону некоторых главнейших [иерархов] и одарив их особенными пансионами... без труда осуществила сию опасную реформу. Но Пётр III своенравием чистого деспотизма, приказав сие исполнить, возмутил суеверный народ и духовенство... Оно возбуждало их (прихожан. — О. Е.) к мятежу и льстило их молитвами и отпущением грехов»¹⁵

.

Мемуары Болотова показывают, что в обществе намерения Петра воспринимались однозначно как желание заменить православие лютеранством: «Он вознамерился было переменить совершенно религию нашу, к которой оказывал особенное презрение. Он призвал первоприсутствующего [Святейшего синода] архиерея новгородского Дмитрия Сеченова и приказал ему, чтобы в церквях оставлены были иконы только Спасителя и Богородицы, а других бы не было, также чтоб священники обрили бороды и носили платье, как иностранные пасторы... И хотя дело на этом до времени остановилось, однако произвело во всём духовенстве сильное неудовольствие, содействовавшее потом очень много перевороту»¹⁶.

Любопытно, что эти меры Штелин назвал «веротерпимостью»¹⁷. Однако не стоит думать, что все шаги Петра в духовной сфере клонились к оскорблению подданных. Начал он действительно с просвещенческих мер: 7 февраля, ещё до секуляризации, последовал сенатский же указ «О защите раскольников от чинимых им обид и притеснений». Штрафы, взимаемые со старообрядцев, снизились; им стало гораздо легче возвращаться в Россию¹⁸. Этот акт предварял екатерининскую политику в данной сфере.