Петр III

Что заставило княгиню радоваться? Доказательство вины старого врага? Подтверждение невиновности подруги? Или чувство облегчения, ведь её собственное имя тоже косвенным образом связывали с событиями в Ропше? Загадка состоит в том, что Павел I наказал Дашкову за участие в перевороте куда строже, чем Орлова — предполагаемого убийцу. Екатерину Романовну отправили в дальнюю бессрочную ссылку, в глухую деревню, под надзор полиции. А Алексею после участия в торжественном перезахоронении останков Петра III, где он нёс корону, позволили уехать с официальной любовницей и дочерью в заграничное путешествие «калечение». Орлов даже не потерял чинов. Странная избирательность. Похоже, сын убитого знал больше, чем современные исследователи.

Если вчитаться, то записка Алексея снимала вину не только с Екатерины, но отчасти и с караульных офицеров. Преступная халатность — вовсе не то злодеяние, которое возлагают на них вот уже более двух с половиной веков.

А. Б. Каменский так реконструировал ход событий: во время обеда между подвыпившими караульными и узником возникла ссора и драка. По природе Пётр был трусом. Нападение на него дюжих гвардейцев должно было его смертельно испугать, результатом чего стал апоплексический удар⁵³.

У приведённой реконструкции есть ряд черт, делающих её очень правдоподобной. Мы помним, что Пётр Фёдорович любил пить не только со своими голштинскими офицерами, но даже со слугами, и те, случалось, теряли к господину всякое уважение. Екатерине приходилось напоминать им о прямых обязанностях. Такая потеря уважения за хмельной трапезой фиксируется и запиской. Из предыдущих писем Орлова известно, что Пётр раздражал офицеров, говоря «здор», а иногда и пугал, «отзываясь» как настоящий император. Смесь панибратства с угрозами — прямая дорога к кулачному выяснению отношений. Узник чем-то задел Барятинского, они сцепились, остальные ринулись разнимать, «а его уже и не стало».

Судя по всему, Екатерина внутренне придерживалась именно этой версии. Заметим — не официальной, а той, что как бы подложена под официальную. В письме Понятовскому она говорит, что на четвёртый день Пётр III «пил непрерывно, ибо у него было всё, кроме свободы». Возможно, гневные жалобы на заключение, а затем нападки на офицеров: зачем не дают ему гулять и притесняют — и послужили поводом к драке. Характеризуя в письме Дени Дидро своё отношение к книге Рюльера, Екатерина писала в 1768 году: «Во всём этом не было коварства, а всему причиною дурное поведение известной личности, без чего, конечно, с ним ничего не могло бы случиться»⁵⁴

.

Однако есть момент, который не укладывается в данную картину. Из второго письма Орлова видно, что Пётр уже не вставал: «А он сам теперь так болен, что не думаю, чтоб он дожил до вечера, и почти совсем уже в беспамятстве». Это написано утром 3 июля. И вдруг застолье, «непрерывное» питьё. С человеком в беспамятстве?

Законен вопрос: а была ли трапеза?

«Они употребили насилие»

Тут на помощь приходит услужливая версия Рюльера. Она всё расставляет на свои места. Всему даёт объяснение.

Согласно рассказу секретаря французского посольства Алексей Орлов и статский советник Григорий Николаевич Тёплое (тот самый, чью жену соблазнил Пётр III), приближённый гетмана, сначала попытались отравить императора, а потом удушили его. Они «пришли вместе к несчастному государю и объявили, что намерены с ним обедать. По обыкновению русскому перед обедом подали рюмку с водкою, и подставленная императору была с ядом. Потому ли, что они спешили доставить свою новость, или ужас злодеяния понуждал их торопиться, через минуту они налили ему другую. Уже пламя распространилось по его жилам, и злодейство, изображённое на их лицах, возбудило в нём подозрение — он отказался от другой; они употребили насилие, а он против них оборону. В сей ужасной борьбе, чтобы заглушить его крики, которые начинали раздаваться далеко, они бросились на него, схватили его за горло и повергли на землю. Но он защищался всеми силами, какие предаёт последнее отчаяние, и они... призвали к себе на помощь двух офицеров, которым поручено было его караулить и которые в сие время стояли у дверей вне тюрьмы. Это был младший князь Барятинский и некто Потёмкин, 17-ти лет от роду... Они прибежали, и трое из сих убийц, обвязав и стянувши салфеткою шею сего несчастного императора (между тем как Орлов обеими коленями давил ему на грудь и запер дыхание) таким образом его душили, и он испустил дух в руках их.

Нельзя достоверно сказать, — продолжал Рюльер, — какое участие принимала императрица в сём приключении; но известно то, что в сей самый день, когда сие случилось, государыня садилась за стол с отменною весёлостью.