Проницательный Андронников знал это куда лучше заместителя Столыпина по Министерству внутренних дел и подслащивал «пилюлю», которую преподносил вознесшемуся сановнику. В черновике письма Андронникова зачеркнута резкая фраза, которая выражает оценку Столыпина: «Не скрою от Вас, что меня глубоко опечалило услышать от Вас, что должность Вашу Вы стремитесь ограничивать обязанностями дворцового коменданта». Другими словами, Андронников считал, что деятельность Столыпина сводится только к стремлению сохранить монархию. Столыпин принял Андронникова, но взаимопонимания между самонадеянным главой правительства и Андронниковым не получилось. И уже через неделю после письма Столыпину (11 августа 1907 года) Андронников пишет письмо с просьбой об аудиенции у Великого князя Николая Николаевича: «…крайне тягостные впечатления, вынесенные мною о взглядах просвещенных европейцев на настоящее положение и будущее России. Я уже был принят Петром Аркадьевичем Столыпиным, но, к сожалению, этот <…> человек, очень далек от действительности и… верит в поражение революции и умиротворение страны. (Нужно отметить, что в советское время замалчивались масштабы революции 1905–07 гг., так как эту революцию организовали и возглавляли эсеры, а не большевики. — В. С.) Конечно, путем репрессий и всякого рода экзекуций и административных мер удалось загнать в подполье на время глубокое народное недовольство, озлобление, повальную ненависть к правящим, — но разве этим изменяется или улучшается существующее положение вещей? Разве призрачный порядок может кого-либо удовлетворить или же уменьшить обоснованные опасения тех, кто считается с фактами?..
…Заметка в „Новом времени“ самого брата премьера свидетельствует о том, что „симптомы“ успокоения, радующие правящих, не предвещают нам ничего доброго. Напротив, если теперь и нет стихийного аграрного движения, то ведь продолжают по-прежнему жечь и разорять землевладельцев-дворян, в особенности тех, кто заявили себя сторонниками и защитниками представителей всем ненавистного режима „сгибания в бараний рог“, — признаваемых всей Европой не хозяевами и устроителями страны, а ее разрушителями, собственными руками вычеркивающими Россию из списка великих держав. (Но этого не понимали сторонники „истинно“ русского пути 100 лет тому назад и не понимают сегодня! — В. С.)
…А убийства не перечесть! Они стали у нас обыденным явлением при длящемся „успокоительном“ режиме, только усилившем и укрепившем произвол и безнаказанность административных и судебных властей. Ваше высочество! Нельзя же в самом деле возводить преступления чиновников, генералов на степень добродетели, нельзя открыто поощрять и порождать разных правительственных хищников, — расстреливая, вешая экспроприаторов, карая вестового генерала Каульбарса за утаенные им 2 рубля, 69 копеек!
…И пока у нас будет существовать „покровительственная“ система, при которой за одно и тоже деяние одних награждают, а других вешают, до той поры Европа будет презирать наше правительство, она будет сочувствовать революции, а здесь — хотя бы и в подполье, анархия все будет расти и шириться! — и не увидеть нам Россию умиротворенной, сильной могучей, сплоченной».
Тогда Андронникову не вняли. В то же время, после 1907 года, возле царя стали набирать большой вес откровенно черносотенные личности, для которых и Столыпин был либералом. Но за Столыпина была пока еще императрица-мать Мария Федоровна. Положение в России не улучшалось. Идея Андронникова: все, что ни делает Столыпин плохо, все гнило, все ведет к катастрофе, находила все новые подтверждения. И в декабре 1910 года он написал великому князю новое письмо, где указывал на показуху, организованную столыпинскими холуями в сибирских деревнях (поездка Столыпина в сентябре 1910 года) и европейской части России: «С такой же помпою осматривали новоучрежденные хутора в европейской части России. Для людей местных, видящих вещи как они есть, а не так, как их воспевает официозная печать, давно уже ясна несерьезность аграрных увлечений г. Столыпина. На один жалкий на казенный счет устраиваемый бутафорский хутор, который показывают совершенно так же, как картонные деревни по Днепру в путешествие Екатерины, приходятся — увы — сотни брошенных наделов, обездоленных жен, и сирот, и пропойц домохозяев, ставших пролетариями. Деревенская голь растет сотнями тысяч и скоро начнет расти миллионами… Куда денет г. Столыпин эту страшную армию все растущего пролетариата? Какою работою он ее обеспечит и где даст приют? А между тем… задача правительства:…поднимать земледелие всей страны, не деля ее искусственно на овец-хуторян… и козлищ-общинников, оставляемых без всякой помощи и доводимых до отчаяния. Создается постепенно такое положение, что в деревне уже становиться невозможно жить. Оторвавшийся от земли мужик, пропивший свою кормилицу, обращается в хулигана, в парижского апаша, поджигает, грабит, вламывается в церкви, ибо с потерей земли и своего старого „мира“ ему уже терять нечего».