Петр Столыпин. Крестный путь реформатора

«Сегодня долго беседовал с членом управы Сумароковым и мягко высказал ему, что гнусно пользоваться ложью и клеветою на губернатора, чтобы вызвать забастовку и возбудить население. Он лепетал, что это направлено не против меня, что мне отдают должное, но что правительство ведет двойную игру, и что нужно с ним бороться, и доктора избрали такой прием, как способ борьбы».

2 июля 1905 года

«15 июля экстренное земское собрание, а через 3 дня я хочу выехать в Сердобский и Петровский уезды — там брожение.

Мне посылают еще полк казаков. Эти, думается, надежны и я спокойнее».

3 июля 1905 года

«В губернии крупного за последние дни ничего не было, кроме забастовок в имениях и угроз, но мне посылают еще казаков. Теперь острый вопрос с докторами — эта докторская драма должна разрешиться до 15-го июля. Я послал весьма умеренный ответ, в котором отмечаю, что различаю два течения — прогрессивное и разрушительное и борюсь только против последнего и не верю, что враги хотят подать руку элементам разрушения и насилия, и, несмотря на какие бы то ни было угрозы, я свой долг исполню и сохраню порядок и спокойствие, которых властно требует общество для проведения реформ. Вместе с тем я готовлю туда врачей (нашел уже четверых), надеюсь, что несколько человек получу из Петербурга и пошлю их в уезды с сестрами милосердия.

Бог поможет мне, надеюсь выйти и из этого затруднения».

14 июля 1905 года

«Грустно всё это ужасно. Думаю завтра сказать, открывая земское собрание, откровенное слово, теперь не время молчать. Но, вероятно, не успею подготовиться, так как весь день и вечер тормошат по неотложным делам и телеграммы о беспорядках и поджогах с разных сторон губернии».

15 октября 1905 года

«…из толпы стреляли в казаков, ранили двух лошадей и прочее известное тебе из газет. В Саратове магазины заперты, на улицах патрули».

28 октября 1905 года

«Дела идут плохо. Сплошной мятеж в пяти уездах. Почти ни одной уцелевшей усадьбы. Поезда переполнены бегущими, почти раздетыми помещиками. На такое громадное пространство губернии войск мало и они прибывают медленно. Пугачевщина}. В городе всё спокойно, я теперь безопаснее, чем когда-либо, т. к. чувствую, что на мне всё держится (Столыпин это отмечает явно не с радостью, просто констатирует факт. —

Авт.) и что, если меня тронут, возобновится удвоенный погром.

В уезд выеду, конечно, только с войсками, — теперь иначе нет смысла.

До чего мы дошли. Убытки — десятки миллионов. Сгорели Зубриловка, Хованщина и масса исторических усадеб.

Шайки вполне организованы».

29 октября 1905 года

«Напрягаю все силы моей памяти и разума, чтобы всё сделать для удержания мятежа, охватившего всю почти губернию. Всё жгут, грабят, помещики посажены, некоторые] в арестантские, мятежниками, стреляют, бросают какие-то бомбы. Крестьяне кое-где сами возмущаются и сегодня в одном селе перерезали 40 агитаторов.

Приходится солдатам стрелять, хотя редко, но я должен это делать, чтобы остановить течение. Войск совсем мало. Господи, помоги!

В уезд не могу ехать, т. к. все нити в моих руках и выпустить их не могу».

30 октября 1905 года

«Околоточные дежурят и ночью. И вся работа бесплодна. Пугачевщина растет — всё жгут, уничтожают, а теперь уже и убивают. Во главе шаек лица, переодетые в мундиры с орденами. Войск совсем мало, и я их так мучаю, что они скоро все слягут. Всю ночь говорим по аппарату телеграфному с разными станциями и рассылаем пулеметы. Сегодня послал в Ртищево 2 пушки. Слава Богу, охраняем еще железнодорожный] путь. Приезжает от Государя ген[ерал]-ад[ъютант] Сахаров. Но чем он нам поможет, когда нужны войска — до их прихода, если придут, всё будет уничтожено… Малочисленные казаки зарубают крестьян, но это не отрезвляет. Я, к сожалению, не могу выехать из города, так как все нити в моих руках».