Петр Столыпин. Крестный путь реформатора

Но все-таки, учитывая особую чувствительность для себя этой темы, Столыпин крайне болезненно реагировал на любые попытки представить его в качестве бездушного палача. На всю Россию прогремел скандал, связанный с оскорблением главы правительства депутатом III Думы Федором Измаиловичем Родичевым 17 ноября 1907 года. События в этот день в Таврическом дворце развивались следующим образом. Еще в марте, на заседании II Думы крайне правый депутат Виктор Митрофанович Пуришкевич (получивший заслуженную репутацию главного думского скандалиста) выступил с речью в поддержку военно-полевых судов, в которой была такая фраза: «А где убийцы, все ли они вздернуты и получили муравьевский галстух (генерал от инфантерии граф Михаил Николаевич Муравьев-Виленский был либеральными кругами назван «вешателем» за жестокое усмирение Польского восстания 1863 года. — Авт.)?» А то, что произошло на заседании в ноябре, описывает репортаж думского корреспондента самой тиражной тогда в России газеты «Новое время»: «После небольшого перерыва на трибуну поднялся г. Родичев. Он… перешел на гражданские мотивы о патриотизме, национализме и заканчивал защитой польских интересов.

Слова оратора: "Мы, любящие свое отечество… мы, защищающие порядок…" — вызвали смех на скамьях крайней правой, и оттуда часто слышались напоминания о выборгском воззвании.

Выкрики с мест, не прекращавшиеся несмотря на неоднократные замечания председателя, видимо еще сильнее взвинчивали г. Родичева; он становился всё более и более резким, теряя самообладание, злоупотреблял жестикуляцией — и, не находя подходящих выражений, выбрасывал неудачные афоризмы.

Когда г. Родичев, вспоминая выражения Пуришкевича о "муравьевском воротнике", сказал, что потомки его назовут "столыпинским галстуком" (согласно стенограмме заседания дословно было сказано: «В то время, когда русская власть находилась в борьбе с эксцессами революции, только одно средство видели, один палладиум в том, что г. Пуришкевич называет муравьевским воротником и что его потомки назовут, быть может, столыпинским галстуком». — Авт.

), зал в одно мгновение преобразился. Казалось, что по скамьям прошел электрический ток.

Депутаты бежали со своих мест, кричали, стучали пюпитрами; возгласы и выражения негодования сливались в невероятный шум, за которым почти не слышно было ни отдельных голосов, ни звонка председателя.

Полукруг перед трибуной мгновенно наполнился депутатами, а сидевшие позади оказались в первых рядах.

— Долой, вон, долой!

— Нечестно, подло!.. Вы оскорбили представителя Государя…

— Мерзко, недостойно члена Думы, недостойно высокого собрания…

Крики неслись со всех сторон.

Октябристы, — умеренные, правые — все столпились около трибуны, к которой тянулись десятки рук, и казалось, что зарвавшегося, забывшегося г. Родичева моментально силою стащат с трибуны.

Несколько человек уже стояло за пюпитрами секретарей, а г. Пуришкевич порывался бросить в г. Родичева стаканом.

Н. А. Хомяков (Николай Алексеевич Хомяков — один из лидеров октябристов, председатель III Думы. — Авт.) начал было звонить, но, когда увидел, до какой степени разгорелись страсти, покинул трибуну и прервал заседание. За председателем удалились и остальные члены президиума.

Взволнованный, бледный П. А. Столыпин при первых криках встал со своего места и, окруженный министрами, вышел из зала почти одновременно с Н. А. Хомяковым.

За председателем Совета министров тотчас же поспешило несколько депутатов.

Родичев всё еще стоял на трибуне, краснел, бледнел, пробовал что-то говорить и затем будто замер, видя, что его выходкой возмущена почти вся Дума, за исключением, может быть, небольшой кучки лиц.

Во время перерыва стало известно, что председатель Совета министров, взволнованный неожиданным оскорблением, потребовал у г. Родичева удовлетворения (то есть вызвал его на дуэль. — Авт.).

В комнату председателя Думы Н. А. Хомякова явились двое министров, г. Харитонов (государственный контролер. — Авт.) и г. Кауфман (министр народного просвещения. — Авт.

), и просили передать об этом г. Родичеву, который не заставил себя ждать.

Извинение происходило в присутствии министров, Н. А. Хомякова и саратовского депутата H. H. Львова.

Г. Родичев признавался, что он совершенно не имел в виду оскорбить главу кабинета, что он искренне раскаивается в своих выражениях, которые не так были поняты, и просит его извинить.

— Я вас прощаю, — сказал П. А. Столыпин, и объяснение был окончено.

П. А. Столыпин, как передают, был при этом крайне взволнован, а г. Родичев казался совершенно подавленным. Известие о том, что председатель Совета министров принял извинение, быстро облетело залы и внесло первое успокоение».

Остается добавить только то, что Столыпин, по свидетельствам очевидцев, с презрением смотрел на извиняющегося Родичева и больше никогда не подавал ему руки.