Петр Великий. Ноша императора

Одним из результатов освобождения женщин от векового затворничества стал известный упадок общественной морали, впоследствии названный князем Михаилом Щербатовым «повреждением нравов в России»[41]

. Сведения об интимной стороне жизни самого Петра довольно туманны. В разное время его любовницами были Анна Монс и Екатерина. Ходили слухи о том, что его благосклонностью пользовались фрейлины царицы Мария Гамильтон и Мария Кантемир – некоторые писатели XVIII века живо описывали, как Екатерина разъезжала по Европе в сопровождении придворных дам, каждая из которых качала на руках ребенка, прижитого от Петра. Скорее всего, Петр и впрямь не отличался целомудрием, и рассказы о его связях с некой дамой в Париже и с одной лондонской актрисой вполне могли оказаться правдой. Однако не вызывает сомнения и то, что если эти интрижки действительно имели место, то Петр не придавал им особого значения. Екатерина хорошо это понимала и в своих письмах постоянно поддразнивала мужа. В ответ Петр добродушно, а может и виновато, отшучивался, уверяя, что такой «старик», как он, не может заинтересовать ни одну женщину.

Но если Екатерина могла поддразнивать Петра, то никому другому он этого не позволял. В 1716 году, во время пребывания царя в Копенгагене, король Фредерик IV с улыбкой обернулся к нему и, многозначительно приподняв бровь, сказал: «Ах, брат мой, я слышал, что у вас тоже есть любовница». Лицо Петра неожиданно помрачнело. «Брат мой, – отрезал он, – мне потаскухи обходятся недорого, а вот ваши стоят вам тысячи фунтов, коим можно было бы найти лучшее применение». На отношения между мужчинами и женщинами Петр смотрел прежде всего с точки зрения утилитарной морали. Он был снисходителен к нескромности и легкомысленному поведению до тех пор, покуда они не вредили обществу. Вебер писал, что проститутки в России имели возможность свободно заниматься своим ремеслом. Но когда одна распутница «заразила несколько сот преображенцев, так что они не смогли выступить со своим полком в поход и вынуждены были остаться в Петербурге для лечения», она была бита кнутом за нанесение ущерба государственным интересам. Однако в целом царь не собирался стоять на страже целомудрия и преследовать подданных за внебрачные связи. Когда ему рассказали, как некогда Карл V запретил адюльтер под страхом смерти, Петр с удивлением спросил: «Как это может быть? От столь великого государя стоило ожидать большей рассудительности. Должно быть, он решил, что у него слишком много подданных. За непорядок и преступления надлежит карать, но государям подобает елико возможно беречь жизни своих людей». Если незамужняя женщина оказывалась беременной, ее поощряли к вынашиванию ребенка. Однажды, заметив, что ревнители морали ограждают незамужних девиц от общения с одной молодой женщиной, имевшей незаконнорожденного сына, Петр не только запретил лишать ее общества других женщин, но и взял мальчика под свое особое покровительство.

Можно найти немало примеров того, как придворные – и кавалеры, и дамы – умело пользовались снисходительностью Петра в подобных вопросах, а порой и устраивали свою дальнейшую судьбу. Царь позволил Ягужинскому развестись с первой женой, сделавшей его жизнь несносной, и жениться на графине Головкиной, бывшей, если верить дневнику Берхгольца, «одной из самых приятных и хорошо воспитанных дам в России». Хотя лицо ее было покрыто оспинами, зато она имела великолепную фигуру, свободно говорила по-французски и по-немецки, прекрасно танцевала и была неизменно весела и приветлива. Князю Репнину Петр отказал в просьбе жениться четвертым браком на его любовнице чухонке (Русская церковь признавала только три брака), но узаконил прижитых с ней детей и дал им фамилию Репнинских. Когда любимый царский денщик Василий Поспелов, дабы покрыть грех, женился на родившей от него ребенка флейтистке, Петр, погуляв у молодых на свадьбе, на следующий день явился на крестины их младенца. Царь поддержал притязания генерала Антона Девиера на брак с сестрой князя Меншикова. Девиер просил у князя руки девушки, но тот отказал, рассчитывая на более выгодную партию. Тогда генерал вступил с девицею в связь, и та забеременела. Девиер снова явился к Меншикову и объявил о своем желании узаконить ребенка, но разгневанный князь спустил его с лестницы. Однако просьбу Девиера поддержал Петр, и свадьба все-таки состоялась; правда, после смерти императора Меншиков сослал своего шурина в Сибирь.