Петрашевцы

Менее самостоятельны работы, опубликованные в англоязычных странах. Так, статья Н. Рязановского «Фурьеризм в России: оценка петрашевцев»[18] довольно конспективна и одностороння, без новых фактов и идейных открытий, без обстоятельного исследования своеобразия петрашевцев. Статья Ф. Каплана «Русский фурьеризм 1840-х гг.: контраст герценовскому западничеству»[19], наоборот, претендует на оригинальность (по мнению автора, в отличие от Герцена и славянофилов, представляющих собой антибюрократическое дворянство, петрашевцы со своим фурьеризмом принадлежали к петербургской бюрократии, и сама утопия у них была бюрократическая), но фактически здесь проявляется вариант вульгарно-социологической трактовки русской общественной мысли, исходящей из школы М. Н. Покровского, рассматривавшей петрашевцев как представителей интересов развивающегося капитализма[20]. И там, и здесь вся сложность и многоаспектность мировоззрения петрашевцев сужается до капитализма и бюрократизма.

Самый крупный труд на английском языке — книга Джона Эванса «Кружок Петрашевского»[21]. Автор, видимо, не работал в архивах, не знает многих статей советских ученых, не знает книги В. Сливовской. Но это еще не большая беда, хуже то, что этот труд лишен самостоятельной концепции. В. М. Шевырин уже отмечал в своей рецензии на него

[22], что автор в общем повторяет старые схемы своих западных учителей о Петрашевском как противнике революции, о либеральном характере кружка и т. д. Следует еще добавить, что в книге Эванса много фактических ошибок и неточностей: Петрашевский, по Эвансу, родился в марте, а не в ноябре (с. 15); утверждение, что группа инакомыслящих (Кашкин, Ахшарумов, братья Дебу) покинула кружок Петрашевского в октябре 1848 г., чтобы образовать кружок Кашкина (с. 60), — сплошная путаница, ибо Кашкин вообще тогда не был знаком с Пет-рашевским, а другие не покидали кружка Петрашевского, и т. д. Все эти недостатки сильно снижают ценность труда, рассчитанного на широкие круги интересующихся русской культурой и историей.

А самая серьезная и творческая работа на английском языке — статья Дж. Седдона «Петрашевцы: переоценка»[23], где в самом деле сделана попытка показать национальное своеобразие воззрений петрашевцев, особенно в свете их отношения к крестьянству, к общине, и раскрыть сходство и отличие их идей в сравнении со взглядами Белинского и Герцена и с позднейшими принципами народников.

В Советском Союзе за последние десятилетия появилось немало книг и об отдельных петрашевцах, боль-таинство из них — научно-популярного или даже беллетризованного характера[24].

Таким образом, может сложиться впечатление, что тема «петрашевцы» уже достаточно основательно изучена. Но это не совсем так. Нередко встречающаяся путаница в академических трудах и в школьных учебниках свидетельствует, что до основательности нам еще далеко[25].

Многие материалы о петрашевцах, обширные архивы[26]

, рукописи и письма ведущих деятелей кружков еще ждут своих исследователей: можно для примера указать на два больших архива Спешнева (в ЦГАОР СССР и в Иркутском областном архиве), сданные его внуками уже в советское время, на рукописи Баласогло в архиве Русского географического общества (Ленинград), на письма Кашкина и Дурова в Государственной библиотеке СССР им. В. И. Ленина, на письма Кашкина и И. Дебу в архиве Ленинградского отделения Института истории СССР АН СССР.

Предлагаемая читателю книга лишь частично включила все эти материалы.

Книга строится главным образом по хронологическому принципу; в заключительной главе обобщаются сведения о мировоззрении петрашевцев.

При цитировании рукописных и печатных источников пунктуация приближается к современной, а разнобой в написании фамилий устраняется унификацией: всюду пишется Баласогло (хотя встречались: Болосоглу, Балас-оглы и др.),

Петрашевский (хотя имело место: Петрушевский, Петрошевский), Кузмин, (поскольку так писали свою фамилию братья Кузмины) и т. д.

Курсивные выделения в цитатах принадлежат цитируемым авторам.

Даты событий внутри России указываются по старому стилю, за границей — по новому.

Глава 1

РУССКАЯ ОБЩЕСТВЕННАЯ МЫСЛЬ

ПОСЛЕ 1825 г.

После расправы царского правительства над декабристами в 1825–1826 гг. наступила жестокая реакция. Николай I надеялся репрессивными мерами подавить любое оппозиционное движение в стране. Император торжественно заявил своему брату Михаилу после восстания декабристов: «Революция на пороге России, но клянусь, она не проникнет в нее, пока во мне сохранится дыхание жизни»[27].

Для усиления обычной полицейской деятельности был создан еще один орган — III отделение «собственной его императорского величества канцелярии», которому был придан корпус жандармов.