Конечно, за два месяца трудно было что-то изменить радикально, но во множестве воспоминаний и документов 1918–1920 гг. другими словами рисуется та же картина. Г.А. Князев занес в дневник 27 сентября 1918 г.: «Удивительно прямо, какая разведена канцелярщина. Все теневые стороны бюрократизма сделались еще темнее, еще несноснее. Добиться чего-нибудь можно после больших хлопот и неприятностей»[138]
. «Чтобы добиться чего-н[и]б[удь], нужно пятьдесят неграмотных подписей… Шиловскому (который преподает в школе шоферов) понадобились для учебных целей поломанные автомобильные части – он обратился в комиссариат. Целый день ходил от стола к столу – понадобилась тысяча бумаг, удостоверений, прошений – а автомобильных частей он так и не достал», – это из дневника Чуковского за 5 марта 1919 г.[139] И наконец, еще одна цитата – теперь уже из письма театрального режиссера С.А. Марголина писателю С.Д. Мстиславскому от 12 сентября 1920 г.: «Вся бюрократия чиновничества потрепалась внешне и – ей-ей! – сохранилась внутренно в том же, не красном (какое заблуждение!), а в тупом сонном городе Петербурге»[140].Нельзя сказать, чтобы власти не ведали об этом положении. Борьба с бюрократизмом, «волокитничеством», канцелярщиной, взяточничеством, комиссародержавием началась сразу же после образования новых структур и не прекращалась на протяжении всей Гражданской войны. Уже 20 апреля 1918 г. большой Совет комиссаров Петроградской трудовой коммуны поручил комиссару юстиции Н.Н. Крестинскому выработать резолюцию о борьбе против взяточничества и представить на утверждение депутатам Петросовета[141]
. С соответствующим докладом на заседании Совета выступил председатель Революционного трибунала С.С. Зорин. Признав, что взяточничество есть и развивается, он предложил бороться с ним «разъяснениями и репрессиями». Лица, дающие и берущие взятки, должны были привлекаться к ответственности[142]. На общероссийском уровне эта борьба была подкреплена изданием 8 мая 1918 г. декрета СНК о взяточничестве, определявшем наказанием для недобросовестных чиновников лишение свободы сроком до пяти лет[143]. Однако положение не изменилось. В конце сентября 1918 г. с гневной статьей, обличающей бюрократов, на страницах «Петроградской правды» выступил Зиновьев. По его мнению, дух бюрократизма – более страшный бич, чем чехословаки, холера или правые эсеры. Призывая покончить с ним, автор провозглашал: «Новому времени новый костюм потребен для нового дела»[144]. Подобные выступления вряд ли могли утешить рядового гражданина, так как вреда бюрократам они не наносили.С конца 1918 г. борьба с отрицательными сторонами работы советских учреждений стала приобретать менее отвлеченный агитационный характер. В октябре-ноябре 1918 г. Петроградское отделение Рабоче-крестьянской инспекции начало ревизию отчетности и делопроизводства районных Советов. Среди выявленных недостатков контролеры отмечали, в частности, наличие в сейфах Советов вещей из драгоценных металлов, облигаций, золотых и серебряных монет, которые, согласно инструкциям, должны были сдаваться в финансовые органы[145]
. В конце января 1919 г. объединенное заседание Совета комиссаров СКСО и исполкома Петросовета приняло совместное постановление. «Ответственные руководители отделов, комиссариатов, районных Советов должны привлекаться к революционному суду не только за умышленное злоупотребление по должности, но и за халатность, плохую отчетность, незнание своего дела, бумажную волокиту и т. п., – говорилось в нем, – принадлежность к РКП от ответственности не избавит»[146]. Отныне же каждый депутат Петросовета должен был отчитываться перед своими избирателями не реже одного раза в месяц. Одновременно стали раздаваться голоса и о необходимости чистки в коммунистическом и советском аппаратах. С таким призывом выступил на страницах «Красной газеты» Н. Мещеряков. По его мнению, чтобы избавиться от «обилия нечисти», надо выяснить прошлое всех служащих, а новых, в том числе и беспартийных, принимать только при наличии благоприятного отзыва с прошлой работы или по рекомендации одного-двух коммунистов[147]. Подозрение в нелояльности к советской власти вызывали в данном случае главным образом старые служащие, но обойтись без них новые управленцы не могли. Более того, в эти же дни НКВД разослал циркуляр, в котором рекомендовалось «старых чиновников не увольнять. Не давая им ответственных постов, их желательно оставлять на службе». Не являлись исключением даже бывшие полицейские чины: самые незаменимые из них с разрешения местных исполкомов и большевистских партийных комитетов могли отныне служить новому обществу[148].