Среди торговцев и потребителей наркотиков кокаин был известен под разными зашифрованными названиями – марафет, белая фея, антрацит, кокс и др.[370]
В одной из милицейских сводок о происшествиях за февраль 1918 г. зафиксирован трагикомический случай: в один из подрайонных комиссариатов Казанского района явился некий Арнаутов и потребовал, чтобы его арестовали и расстреляли. Столь необычное требование Арнаутов объяснил тем, что он не хочет больше жить из-за своего пристрастия к кокаину, для добывания которого он способен на преступление. После врачебного обследования Арнаутов был отправлен в больницу Николая Чудотворца[371]. Как и в случае со спиртным, среди потребителей кокаина порой оказывались не только низы общества, но и опора власти – служащие милиции, ЧК, моряки, а также киноактеры[372]. В январе 1919 г. на заседании петроградской комиссии по борьбе с проституцией среди основных причин ее развития называлось «чрезвычайное распространение в последнее время, особенно среди молодежи, в частности учащихся, кокаиномании». Члены комиссии требовали принять меры к пресечению торговли кокаином в кафе и прочих увеселительных заведениях, строго контролировать продажу сильнодействующих веществ в аптеках и т. д.[373] С 1919 г. за распространение наркотических веществ стали арестовывать и приговаривать к длительным срокам лишения свободы – на 10 лет и более. Принимаемые суровые меры, однако, не давали должного эффекта. После закрытия кафе и меблированных комнат в центральной части города подпольная торговля кокаином переместилась в чайные, общественные столовые, ночлежки уже по всему городу. Возникла целая сеть кокаиновых очагов в Невском, Спасском, Литейном, Московском районах, главным образом вблизи Николаевского и Царскосельского вокзалов. В народе эти очаги называли «чумными чайными»[374].Второе место вслед за кокаином занимал морфий. Распространение морфинизма было вызвано условиями военного времени, когда морфий стал легкодоступен благодаря его широкому использованию в качестве обезболивающего средства в военной медицине. Употребление морфия было распространено в первую очередь среди самих врачей и медицинских работников, однако нередко он поступал из медицинских учреждений и на сторону. На одном из кораблей Балтийского флота существовал даже «клуб морфинистов»[375]
. В последующий период морфинизм начал постепенно угасать, кокаинизм же, напротив, расцвел пышным цветом в условиях нэпа. Тогда кокаин стал поступать в огромных количествах из-за границы, его провозили в начинке папирос, в медальонах, часах, перстнях, фруктах и т. д. Гонения же на торговцев наркотиками после окончания Гражданской войны ослабели, до конца 1924 г. в Уголовном кодексе РСФСР даже не было четко сформулированной статьи о привлечение к ответственности за распространение наркотиков. Среди проживавших в городе китайцев, как уже упоминалось, было распространено курение опиума, который порой шел в продажу на сторону.Под запретом оказалась при советской власти и «древнейшая из профессий» – проституция. Число публичных домов в Петрограде стремительно сокращалось уже с начала века, и к 1917 г. дома терпимости в обычном понимании этого слова – как закрытые заведения – исчезли[376]
. После Февральской революции упразднили Врачебно-полицейский комитет, отменена регистрация проституток, в результате чего бывшие «легальные» – так называемые бланковые и билетные проститутки оказались в одинаковом положении с «нелегальными». В годы Гражданской войны число женщин, занимавшихся продажей своего тела, резко сократилось. Понижение уровня проституции в 1917–1920 гг. объясняется не столько воздействием репрессивных мер, сколько естественными причинами. Город обезлюдел, закрылось большинство кафе и ресторанов. Под влиянием голода и бытовых неурядиц понизилась сексуальная активность. Из 7840 арестованных и задержанных за июнь-сентябрь 1918 г. только четверо были арестованы за изнасилование, за декабрь того же года – один из 1209.[377] Тем не менее проституция не исчезла полностью. Тайные притоны возникали на частных квартирах, в гостиницах и ночлежных домах. При проведении облавы в уже упоминавшейся гостинице «Москва» в сентябре 1919 г. обнаружили, что «гостиница эта является в полном смысле этого слова притоном, где проделывают свою вакханалию женщины, продающие себя, и уголовные элементы»[378]. Определенный уровень спроса на интимные услуги поддерживался благодаря присутствию в городе значительного числа солдат и матросов. Определить точное количество «жриц любви» в городе не представлялось возможным, в 1920 г. называлось приблизительное число в 17 тысяч, действовало около 300 притонов[379]. За «любовь» расплачивались теперь не только деньгами, но и «натурой»: продовольствием, продовольственными карточками, ордером на жилплощадь, а иногда и освобождением арестованных родственников.