[e-mail] (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)

По улице двигались группы празднично одетых людей, они несли букеты бумажных алых маков, красные флаги, транспаранты и, главное, гроздья разноцветных шаров. Шары рвались из рук под порывами ветра, а иногда лопались по непонятной причине, хотя «причина», с рогаткой в руках, пряталась в ближайшей подворотне.

Филька не стрелял из-за угла, хотя рогатка у него была отличная — резина от кордовой модели, а скобки из медной проволоки. Оружие он применял только для самообороны и для стрельбы по воронам.

Активисты с повязками на рукавах сбивали группки в колонну, и организованная масса двигалась на исходную позицию у Владимирской горки, чтобы уже оттуда влиться в людской поток, проплывающий по Крещатику мимо праздничных трибун и членов политбюро на этих трибунах.

В самых первых рядах и в первых колоннах шагали ещё не старые люди, на груди у которых красовались боевые ордена и медали. Многие были в военной форме, а тех, кто вышел в гражданской одежде, выдавала военная выправка и гордая причастность к славе Победителей.

Папино место было в колонне завода «имени Артема», среди таких же молодых работяг и шумных молодиц в шапочках-улитках и платочках. Они щебетали, стреляя взглядами по лицам мужчин, и время от времени заводили песни во весь голос.

Мужики вели себя сдержанней, но уже перед главной трибуной дружным хором отвечали на лозунги-призывы, несущиеся из динамиков:

— Народу победителю — слава!

— Слава!

— Коммунистической Партии Советского Союза и правительству - слава!

— Слава!

— Политбюро ЦК КПСС.

— Ура!

Крик, шум, толчея.

Домой они вернулись часа через три. Взрослые собрались за праздничным столом, а Филька, наскоро проглотив тарелку салата и пару шпрот, сбросил с себя праздничные штаны и выскочил во двор.

Вечером, как всегда, был назначен салют.

Артиллерийские батареи устанавливали на Владимирской горке, и Филькина бригада решила во что бы то ни стало пробраться к заветному месту. Собрались во дворе, и первую попытку попасть на горку предприняли через вход возле фуникулёра. Разведка боем обнаружила вполне приличное армейское оцепление и стаю таких же мальчишек — кандидатов на проход из других районов. Тогда был предпринят партизанский манёвр: через черный ход трехэтажного дома на Михайловской, Филя с пацанами вылез на крышу, а оттуда на верхушку близко росшего к крыше каштана. Тихо, словно настоящие диверсанты, мальчишки спустилась за спинами оцепления и притихли в кустах сирени в ожидании темноты.

Томительные часы ожидания привели к оглушительному успеху в прямом и переносном смысле: пользуясь темнотой лазутчики пробрались к самой батарее, и когда грохнул первый залп салюта, то в голове у Фили что- то крякнуло, и зазвенело в левом ухе. Зато рядом на землю сыпались разноцветные металлические кружочки — заглушки от пиропатронов, их нужно было собрать побольше, чтобы с гордостью показывать на следующий день слабакам из восьмого номера.

Когда отгремела канонада, отряд вылетел из кустов и стремительной атакой в спину ошеломлённому оцеплению прорвался на площадь, забитую до отказа гуляющими киевлянами. Если не считать пары тумаков от солдат из оцепления, то поход можно было считать полной победой. Возвращаясь домой, мальчишки бурно обсуждали операцию, перебивали друг друга криками: «А я!» — «А как я дал.» — «А этот старшина за мной!»

Толпа редела.

Гуляющие разбивались на отдельные группки и растекались по боковым улицам и переулкам, взявшись за руки они высокими женскими голосами заводили украинские песни, а в нужном месте и в нужное время в хор включались слегка подвыпившие, но стройно подпевающие баритоны и басы.

Филька с друзьями пробился к родному «Гастроному» на углу Владимирской и Большой Житомирской и двинулся внутрь — врезать по стаканчику шипучей «малиновой».

Они столкнулись с Парэлыком на ступеньках.

Запихивая бутылку в карман он выходил из магазина и тоже не ожидал встретиться со старым знакомым.

Филька отчётливо увидел здоровенный синяк под глазом у врага, некий голос подсказывал ему, что может быть беда и нужно бежать, но хор других голосов подбадривал его возгласами: «Не бзди, прорвёмся!»

Глаза Парэлыка в первую секунду недобро вспыхнули, но тут же покрылись привычной серятиной, он двинулся прямо на Фильку и мальчишек — они расступились.

Не оборачиваясь, никак не выдавая своих чувств, Парэлык подошёл к двум собутыльникам, и они двинулись в сторону Гончарки.

— Ты чего?

Филя сообразил, что пацаны дергают его за рукав, не понимая, чего он уставился вслед местному авторитету.

— Да так, — выдохнул воздух Филька и грязно выругался.

В этот момент над головой взмыла одинокая сигнальная ракета и вспыхнула красным смерчем на тёмном ночном небе.

— Ура! — истошно заорал Филька.

— Ура! — подхватили его затею пацаны.

Они орали ура», прыгали, свистели и хохотали, и громче всех — Филька. Прохожие не сторонились и не пугались шумной стаи, многие покрикивали вместе с ними, и уж совсем не нашлось никого, кто набросился бы на них с нравоучениями.

Потому, что был такой день.

День праздника.

День Победы.