Читаем Пядь земли полностью

Короче говоря, входит старый Тот в горницу, а там, на полу, стоит разбитый ящик, и сахар высыпается из него грудой. Лили с визгом, с хохотом бегает вокруг стола, волосы растрепаны; сахар и в руке у нее, и во рту… А Геза, высунув язык, пытается ее поймать. Увидев свекра, Лили испуганно прыгает на диван. Спиной к стенке прижимается, юбку на коленях одергивает, глаза опускает конфузливо. Геза же остается, где был.

Что ни говори, а побаиваются в доме старика.

— Что это у вас тут? Делать, что ли, нечего? — и смотрит на гору сахара, не понимает ничего. Думает, Геза кучу денег нашел или с мельницы приехал.

— Я только-только домой пришел… в полицию вызывали. Да там все в порядке; вот переоденусь и пойду. Наверное, уже перевернули наши сено… после обеда соберем, сколько успеем…

— Ладно… я не затем. Я вот что… Ну ладно, скажу при твоей жене. В общем… выборы скоро. Старосту будут выбирать… Все готовятся. Как ты думаешь, что мне-то делать?

— Что? Да то, что… надо, чтобы вы стали старостой.

— Хорошо, да ведь…

— Я знаю. Я устрою. Вы мне только скажите.

— Ну, словом… если деньги нужны или что, так ты не стесняйся!..

— Я? Хо-хо…

Так вот и стал Геза у отца любимым сыном. А надолго ли — видно будет.

Правда, Ферко в хозяйстве лучше разбирается, чем Геза… зато Геза насчет политики ловчей. А это тоже дело немалое. Особенно когда старостой хочешь стать.

11

С тех пор как последний раз рыхлили, ни разу не было дождя; на кукурузе листья обвисли, затосковали. Зато пшеница хорошо твердеет, и рядки на покосе сохнут в два счета. Скосят мужики траву, через два дня пошевелят, а еще через день-два можно копнить и стога ставить. Травы в этом году стоят густые; дожди в конце мая низкотравье выгнали в рост. Так что даже на солончаках хорош сенокос, и делать там ничего не надо, только жди, смотри, потом коси. Теперь вот собирай. Да вози, в стога складывай.

Некоторые сразу после дождей все скосили; да напрасно. Не оправдался их расчет: слабым было еще сено. Кто не спешил с косьбой, вдвое больше получил. Да кто ж может сказать наперед, что лучше? В другие годы, бывает, протянешь с косьбой — и потеряешь на этом. Засохнет трава на корню. А теперь вот… Одно слово: человек предполагает, а бог — или погода — располагает.

У Красного Гоза тысяча пятьсот квадратных саженей под лугом; сена он получил много: сорок две копны. Когда высохнет, это центнеров двадцать будет. Да на арендованной земле третий раз уже косит люцерну. (Земля эта дешево обходится: за полхольда платит он в год семь пенгё, а землю арендовал на семь лет.) Так что корм на зиму обеспечен. С этим все в порядке.

Чуть не за каждой травинкой наблюдает Красный Гоз; душой болеет за каждое растение, каждый колосок. Что было бы, если б не удалась трава? Не знает, что тогда было бы… Две коровы с теленком ждут эту траву, да к сентябрю еще один теленок появится… Ну ладно, сено есть, это главное… А если да кабы — над этим еще успеет поломать голову.

Сено в деревне в случае нужды не очень-то купишь: в каждом дворе есть корова, часто еле-еле хватает корма до весны. А весной выгоняют скотину на пастбище: пусть ищет себе корм, если найдет. Мужики же с надеждой смотрят на солончаки: если не подведет погода, оправдает себя земля. А подведет… — лучше и не думать, что тогда…

Три огромных стога поставил Красный Гоз; вдвоем с Марикой собирали, таскали, складывали. Йошка сверху стоял, Марика подавала аккуратно. Хороши получились стога. Только средний чуть кривоват. И то потому, что не там слез Йошка, где надо было. Не рассчитал. Ну ничего, стоять будет; только вот издали он грустным каким-то выглядит, будто голову на грудь повесил…

Все луга уставлены стогами: издали взглянешь — будто облака, севшие на землю, или будто узлы на затылках у баб. Кузнечики трещат в траве: идешь по лугу, а они так и сыплются из-под ног, словно кто зерно бросает направо и налево. Много кузнечиков в этом году.

Жарко, душно; тени от стогов еле хватает, чтобы спрятаться, да к тому же комары звенят, досаждают.

Красный Гоз нынче в поле — накануне сухой ветер дул, надо взглянуть, не растрепал ли стога. Да нет, все в порядке. И тот, кривой, хорошо стоит, вроде даже еще и примял его ветер. Однако Красный Гоз не только из-за этого пришел; позавчера, когда копны таскали, подметил он кое-что… Бросилось ему в глаза, что очень уж крепкие, сильные сорняки вымахали вдоль канала, на свежей насыпи.

Всего месяц, как выкопали сливной канал — и надо же, какая сочная, мясистая трава вытянулась по берегам. Негустая, правда; да ведь выросла, вот что интересно, и все еще растет. Что за трава, неизвестно… вон она, тянется вверх, листья в стороны раскинула.

А это большое дело. Значит, неправда, что бесплодна солончаковая земля; надо только найти способ, чтобы заставить ее родить. Ведь никогда еще, пока свет стоит, не бывало, чтобы на солончаке что-то росло, кроме травы, которая как корм, конечно, хороша, да одна беда: мало ее и не всегда родится…

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека венгерской литературы

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное