Наконец, Платоша с Олесем добрались до телевидения, где работали вместе. Тут, конечно, у кого-то из технического персонала нашлась граммулечка водочки для мучающегося Платоши и он опять обрел свое привычное состояние, о котором уже говорилось и его занудный голос затолкался у кого-то в кабинете, добивая кого-то своим постоянством и принципиальностью. А Олесь уже забыл о Платоше, погрузившись в вихрь всевозможных городских новостей, и уже мчался он с творческой группой влюбленной в него молодежи куда-то что-то снимать, о чем-то писать. Но, конечно, где-то на задворках его подсознания витал страх быть снова разбуженным посреди ночи настойчивым звонком в двери и потом оставшуюся часть ночи сидеть перед скучнейшим человеком в мире, выслушивая из вежливости, давно известные, избитые анекдоты и истории от пьяного соратника по работе. А счастливый пьяненький Платоша немного страдающий слабоумием, чего уж греха таить, совершенно не понимал, как он надоел Олесю и при упоминании кем-нибудь его имени тут же восклицал патриотично, что Олесь близкий его друг, самый-самый и вообще, он – человечище!
На остановке
Сидят двое. Вяло разговаривают. Вяло покуривают сигареты. Вяло потягивают пиво из жестяных банок.
Остановка в центре города, но из-за летней жары народу совсем нет. Двое наслаждаются тенью, которую им дает нависающий над скамейкой козырек из синего пластика, почти прозрачного, но, тем не менее, спасающего от знойного солнца.
Двое – это побитые жизнью, средних лет, мужички, по всему видать, работяги. Никуда не спешат, спокойные наблюдатели жизни. У ног их воркуют голуби и мужички от щедрот своих, изредка бросают им семечки.
И тут подбегает женщина. Заполошная такая. Дерганая. Волосы растрепаны. Рот перекошен. Сумка расстегнута и из нее на асфальт валится что-то непонятное, цветастое. Женщина нервно подбирает, оказывается платок. Ищет в сумке, снова роняя на землю косметичку и кошелек.
Голуби заинтересованы. Один из двоих не выдерживает, бросается помогать. Женщина рассеянно благодарит, подскакивает на месте, когда подъезжает автобус, кидается внутрь, роняет из рук сумку. Двери с шипением закрываются. Женщина бросается к дверям, бьется раненной голубкой, двери открываются, она протягивает руки за сумкой, как за спасательным кругом, благодарит со слезами на глазах.
– Да, – тянет один.
– Есть дыра, будет и прореха, – задумчиво произносит другой.
Низенький толстый дедулька в выцветшей одежде зыркает в их сторону. У дедульки интерес – пустые пивные банки, которые он собирает и сдает за копейки в цвет. мет., по старому – утиль. сырье.
Двое, без промедления отдают дедульке опустевшие банки и достают из пакета новые, еще полные.
– Курочка по зернышку клюет, – говорит один, кивая вслед дедульке.
– Да весь двор в помете, – не соглашается другой.
Девчушки-хохотушки, человек десять, толкаясь и озоруя, вторгаются в пространство остановки. На работяг не смотрят, зато работяги, раскрыв рты, смотрят на них. Девчушки одеты вычурно, но вдобавок ко всему, выкрасили волосы в синюю, фиолетовую, зеленую краску.
– Да, – тянет один, когда девчушки давясь от смеха, залезают в тесную маршрутку.
– Инопланетянки, – поддакивает другой, провожая изумленным взглядом отъезжающую маршрутку.
– Ночью встретишь, вмиг заикой сделаешься! – решает первый.
В остановку ныряет толстуха. Тяжело сопя и отдуваясь, бесцеремонно подвигает мужичков. Плюхается на скамейку. Дышит, открыв рот, и двое глядят на нее с ужасом. Один жалея несчастную, протягивает ей целую банку пива, которую выуживает из пакета. Но толстуха сердито отпихивает угощение, из кармана достает несколько пачек таблеток, выдавливает таблетки себе в ладонь, отправляет в рот, жует просто так.
Двое заворожено следят, как толстуха пожирает таблетки. Подъезжает автобус. Двери раскрываются. Толстуха кряхтя и охая, бесцеремонно опирается на плечо одного работяги, машет водителю, дескать, подожди. Другому работяге приходится спешить, чтобы удержать автобус. Первый волочет толстуху. Вдвоем, они запихивают ее, натужно подсаживая под руки и она, грузно повиснув на второй ступеньке, зычно кричит водителю, чтобы трогал. Автобус уезжает, двое возвращаются к скамейке.
Ничего не говорят, отдыхают. Один потирает плечо, на которое опиралась толстуха.
И тут, рука об руку, под козырек, спасаясь от жарких солнечных лучей, заходят двое. Она и он. Она – длинноногая блондинка в короткой юбчонке. Он – приземистый, жилистый бычара с толстой шеей, но старый. Разница в возрасте налицо.
Двое смотрят насмешливо, понимающе переглядываются, подмигивают. Бычара косится на мужичков неприязненно, блондинка высоко задирая нос, смотрит на работяг свысока, с вызовом. Подъезжает троллейбус, сладкая парочка с достоинством забирается внутрь салона.
– Старый конь борозды не испортит, – смеется один.
– Да и глубоко не вспашет, – добавляет другой.
– Чего же они на троллейбусе, авто, что ли сломалось? – удивляется первый.
– Экономят! – хохочет второй.
На остановку боком заходит мужик. Небритый. Едва одетый, в домашних шлепках и руки трясутся.