Пять баксов для доктора Брауна. Книга третья

Джонни О'Коннор купил автомобильИ взял свою девчонку прокатиться.Воскресные шмотки он нацепил —Девчонка прижалась к нему.Съехать с дороги наш Джонни решил —Все идет прекрасно, без сомненья!Но что вдруг, что за черт?Джонни открыл капот —Все вокруг в черном дыму!Туда и обратно, туда и обратно,И снова под авто,Свою девчонку он любил, ей-ей,Но каждый раз как он

Тянулся он к нейВсе повторялось опять.Туда и обратно, туда и обратно —Вот Джонни вновь за рулем.Пятнадцать раз он мог ее поцеловать,Но только стоило ему начать —Туда и обратно, туда и обратно,Чинил он свой автомобиль!

(Леди и джентльмены, эта песня станет лейтмотивом нашей истории. Как только речь зайдет об автомобилях, вспоминайте ее, хорошо?)

— О! — воскликнула маленькая профессорша, и никаких дальнейших комментариев не потребовалось.

— Перед вами, мадам, — похвастался Дюк, как если бы Д.Э. Саммерс был его собственностью, — сын священника. Еще бы ему не петь!

— Священника? — девушка ахнула.

— Баптистского пресвитера, — уточнил тот, глядя на компаньона страшными глазами.

— Баптистского пресвитера? — еще больше удивилась маленькая профессорша. — Как это удивительно…

— Что же тут удивительного?

— Вы так непохожи…

— Очень на это надеюсь.

— Вы хотите сказать, что ваши родные…

— Не имею понятия.

— А вы сами….?

— Ни в бога, ни в черта. Я давно уже никого из них не видел и был бы счастлив не видеть никогда.

— Ох, — маленькая профессорша всплеснула руками. — Мистер Саммерс, хотите, я почитаю вам Шопенгауэра?

— Что именно?

И она вытащила из кармана юбки книжку:

— Вот это место: "Если произошло какое-либо несчастье, которого уже нельзя поправить, то отнюдь не следует допускать мысли о том, что всё могло бы быть иначе, а тем паче о том, как можно было бы его предотвратить: такие думы делают наши страдания невыносимыми, а нас — самоистязателями.” Ну, как? Что скажете?

М.Р. Маллоу светски улыбнулся. А Д.Э. Саммерс произнес:

— Скажу, что если уж произошло такое несчастье, то не следует подпускать к себе господ вроде Шопенгаэура. Только благоглупостей недоставало.

— А если, — М.Р. прочистил горло, — если счастье? Счастье, а?

— Тогда тем более, — снисходительно ответил Д.Э. — Зачем нам тогда Шопенгауэр?

— Но господин Шопенгауэр вообще не предполагает возможности достичь счастья, — заметила маленькая профессорша. — Он считает его недостижимым, заблуждением.

— Тогда я считаю заблуждением его самого.

Сказав эти слова, Д.Э. Саммерс широко улыбнулся. Этот последний маневр он предпринял потому, что компаньон больно пнул его под столом.

— Счастье, миссис Найтли, вполне достижимая вещь. Передайте вашему Шопенгауэру, что он зануда и неудачник.

Миссис Найтли дрожащей рукой сняла очки и стала протирать их платочком.

— У меня, очевидно, не получится выполнить вашу просьбу, — сказала она, розовея щеками. — Герр Шопенгауэр уже умер.

— Да? Какая трагедия. Впрочем, полагаю, теперь-то он доволен.

— Да, но он умер полвека назад! Неужели вы этого не знали?

— Вы знаете, как-то пропустил. Так вот, мэм, быть счастливым очень просто. Для этого нужно только одно: заниматься делом, которое вы любите.

М.Р. опять пнул компаньона под столом и получил сдачи.

— Профессор, — спросил он, стараясь отдавить Д.Э. ногу, — а вы, наверное, где-нибудь преподаете?

— Преподавал, мой молодой друг, преподавал. Курс общей химии в Бостонском университете.

— И что же? — поинтересовался Джейк.

Миссис Найтли посмотрела на мужа. Тот развел руками.

— Люси выгнали с курса, — сообщил он. — А у меня отобрали кафедру. Нам пришлось уехать.

— Но почему? — удивился Дюк.

— Извольте, — отозвался профессор. — Аморальное поведение.

— Точно, — подвердила миссис Найтли. — Теперь я не могу показаться на глаза родителям. Вернее, мама написала, чтобы я не вздумала появляться дома. И на учебе поставлен крест.

— Неужели ты сожалеешь? — возмутился профессор.

— Я? — его жена возмущенно поправила дужку очков. — О, я сожалею, и еще как. Я сожалею страшным сожаленьем, что ты болтаешься по подозрительным барам!

— Но дорогая, я же должен где-то промочить горло после того, как весь день прочесывал опиекурильни, лавки старьевщиков и изображал пациента у шарлатанов, выдающих себя за восточных целителей!

— Но почему же обязательно нужно во всеуслышание говорить гадости? Неужели нельзя было сказать эту твою правду владельцу с глазу на глаз?

Найтли отложил вилку и поднес к губам салфетку.

— Ну, — торжественно заявил он, — кажется, настал самый подходящий момент посмотреть мою лабораторию.