Пять бессмертных. Т. I

Все ближе сдвинулись вокруг стола и закурили. Момент напряжения и ожидания прошел. То, что каждый знал в одиночку, было названо своим именем, стало несомненной и неотвратимой реальностью. Оно не стало от того менее страшным и волнующим, но потеряло напряжение неизвестности. Кроме того, каждый сознавал, что он не в силах будет отказаться от розыгрыша, хотя риск и равен половине шансов. Слишком высока и заманчива была ставка.

— Мы сделаем просто, — говорил Курганов, — я привезу трех женщин. Вероятно, берлинский биоинститут окажется местом, где я их найду. Шестерых я знаю лично. Они как раз работают в отделении мозга. Это не представит трудностей. Итак, я приеду с тремя, и нас станет десятеро…

— Мы делаем десять билетов, — перебил его Уокер, — и на пяти ставим крест.

— Да, и на пяти ставим крест, — добавил Гаро, — потом кладем в большую ступку и перемешиваем, а потом… подходим и по очереди вытаскиваем.

Все засмеялись.

— Нет, — сказал Карст, — так ничего не выйдет. Может оказаться, что не равное число каждого пола получит разные билеты. Ведь пересадка возможна только между разными полами.

— Конечно. Придется в каждую из пяти ступок положить по два билета, — один с крестом, другой пустой, — и подходить парами. Нас будет пять пар. Тогда обязательно из пары кто-нибудь вытащит крест. В конце концов, весь десяток разделится на две партии.

Все это Курганов проговорил глухим и как будто злобным голосом. Его речь стала похожа на лай. Он смотрел в стол, не поднимая глаз.

Странное дело: эти люди, только что спокойно рассуждавшие о лотерее жизни и смерти, при массовом розыгрыше, услыхав о жеребьевке парами, замолчали, пригнулись ниже к столу.

«Не будет ли это слишком похоже на брачные пары? — подумал Биррус. — Зачем это так похоже?»

Он посмотрел на Карста. Тот сидел, закрыв опять лицо руками, и не шевелился. Пока Курганов еще говорил, он успел сообразить, что ни в коем случае не пойдет в паре с Гетой.

«Один из пары должен умереть. Другой останется жить за счет первого… Нет, в этом случае вовсе исключается возможность того, что мы оба останемся жить или оба умрем. Но даже это последнее лучше, чем… Да. А если в разных парах, то все-таки есть возможность получить одинаковую судьбу».

И опять маленький, беспокойный уголок мозга шепнул ему на ухо после ухода:

«А после операции, если кто-нибудь из вас или оба вместе останетесь жить, не все ли равно вам будет? Ведь бесполы, не так ли?»

Карст оторвал руки от лица и пустыми, серыми глазами посмотрел на Курганова. Он хотел что-то сказать, но махнул рукой, поднялся и принялся ходить по комнате из угла в угол.

Гаро взглянул на часы, — было около одиннадцати.

— Я думаю, к сказанному нечего прибавить. Все ясно. До завтра. Спокойной ночи.

Он встал и, надвинув шляпу на самый лоб, вышел из комнаты. Оставшиеся почувствовали себя спокойнее. Однако, разговор не клеился. Посидев еще некоторое время, все молча разошлись.

Гаро тем временем спустился в парк. Было темно, сквозь листву на бархатном, черном небе кое-где виднелись звезды. Поднимался ветер, — это обещало дождь. Парк шумел. Его стон сливался с ревом прибоя. Наступал резкий перелом погоды, обычный на севере.

«Ого, будет шторм», — подумал Гаро, потягивая носом и направляясь по узкой аллее вдоль бассейнов к беседке. Навстречу поднялась длинная, темная фигура. Пфиценмейстер уже давно ждал его здесь и успел озябнуть.

— Я вас жду, давно жду! — почти крикнул он, не стесняясь близостью дома и возможностью быть услышанным.

— Да не кричите вы… — Гаро хотел сказать «черт вас возьми», но сдержался и глухо кончил: — пойдем в беседку. Кстати, я вовсе и не опоздал.

Они вошли в павильон. Гаро плотно прикрыл двери. Уселись в плетеные кресла. Гаро молчал. Он ждал, чтобы немец заговорил первым.

— Видите ли, — начал тот, — я хотел бы знать, э… э… ну, одним словом, кое-что знать… — Он замялся, но вдруг решительно сказал:

— Над чем вы работаете?

Гаро в темноте усмехнулся. Огонь трубки освещал его жесткие усы и кончик носа.

«Поистине детская простота, — подумал он, — большой и даже старый ребенок».

— Скажите мне сначала, почему вы именно меня решили вызвать сюда? Почему вы надеетесь, что я вам отвечу?

На этот раз немец оказался словоохотливее. Он даже заторопился. В темноте слышно было, как он ерзает в своем кресле.

— Видите, мсье Гаро, я здесь уже несколько дней, но не достиг ничего. Курганов, да и все остальные, очевидно, от меня скрывают предмет своей работы. В некоторые части станции, я заметил, не хотят меня даже пускать. Я не был в питомнике, в нижних камерах, а полагал, что коллега Курганов окажется гостеприимным хозяином. Мы у себя не делаем тайны из своей работы. Работники других организаций имеют к нам свободный доступ. Мне странно… да, странно…

— Но позвольте…

— Погодите, я не кончил. Вас я вызвал сюда и надеюсь на некоторую откровенность, потому что… ну, вы мне внушаете больше доверия, что ли.