Пять (Инквизитор)

— Да, когда не стало Гарри. Я даже склонна думать, что Гарри не стало именно поэтому, ведь когда погиб Лорд, Гарри был еще жив. Ему стало плохо где–то через полчаса.

— То есть, ты думаешь, что магия — это такая большая лампочка, которая светила нам всем, а потом перегорела от слишком высокого напряжения. Типичное маггловское рассуждение.

— Малфой, ваши люди выкачали слишком много природной магии для штурма замка, а наши — для его защиты. Я не могу утверждать это с полной уверенностью, но эта теория наиболее близка к истине. И других никто не предоставил. Все, кто приходили до тебя, с моей теорией соглашались. С незначительными поправками в ту или иную сторону, но соглашались.

— Так получается, ты спасла не только меня. Кого еще?

— Всех, кого смогла, я вытащила из Форта. Паркинсон, Голдстейна, МакМиллана, Нотта, обеих Патил, Криви, профессора Флитвика. Я уже и не помню всех.

— Но как ты обманула инквизиторские машинки? И как ты сохранила магию?

— Второй тип, Малфой. Внутренняя магия. Наша самая большая ошибка состоит в том, что мы отбрасываем внутреннюю магию, когда нам исполняется одиннадцать и мы идем учиться волшебству. Да, внутренняя магия несовершенна, да, ее сложнее направлять и контролировать, но ею можно пользоваться.

— Стихийная магия, — пробормотал Драко.

— Да, Малфой. О стихийной магии в той книге было написано очень много. Она проявляется в момент сильных эмоциональных потрясений или когда ребенку угрожает опасность, но ее можно контролировать и направлять, если научиться подкармливать ее эмоциями.

— Но как ты ее спрятала от волшебнометров?

— Сначала я спряталась сама. Было достаточно просто. Гарри погиб, Рон сошел с ума от потерь, а на следующий день пропала магия. Я жила среди магглов и знала, что рано или поздно они захотят это исследовать. Замерить. Изучить. То, что они сделали такие ужасные выводы, и ввели Новейший Порядок — это не моя вина, клянусь. Но с созданием волшебнометра я им помогла. И помогла нам всем. Он не замеряет количество магии в человеке. Он показывает, насколько много внешней магии перекачал тот или иной маг. А вот как раз стихийную магию он не видит. Поэтому все дети волшебников в безопасности. Они ведь еще не умеют пользоваться внешней магией.

— Ты слишком умна для грязнокровки, — выдохнул Малфой. — А как ты обошла свои показатели?

— Да очень просто. Я спровоцировала стихийную магию, чтобы она удерживала стрелку волшебнометра на нулевой отметке. И вся наука.

— Грейнджер, ты гений, — выдохнул Драко. — И что ты планируешь делать дальше? Скольких еще вытянешь?

— А вот с этим заминка, — ей явно было неприятно об этом говорить. — Я почти исчерпала свою стихийную магию и пока что не смогу никого вытащить. Я не знаю, как долго мне придется ее восстанавливать. С тобой получилось просто на грани фола, но я была уверена, что все выйдет.

— Слишком сильная эмоция, — догадался Драко.

— Да. Можно сказать, что доставая меня в школьные годы, ты протаптывал себе дорожку к спасению.

— И заклинание с фальшивым криком ты, естественно, вычитала в какой–то книге? — спросил Драко, и Грейнджер слабо кивнула.

За столом воцарилось молчание. Драко избегал смотреть на Грейнджер, на Пятую, которая оказалась умнее всего магического мира. Грейнджер же смотрела на свои руки, будто видела их впервые. В конце концов, когда молчание стало совсем уж невыносимым, она поднялась из–за стола и подожгла огонь под чайником.

— Будешь чай? — произнесла она каким–то хриплым, будто треснувшим голосом.

— Не откажусь, — тихо проговорил он. Грейнджер стояла к нему спиной, и, казалось, совсем не двигалась. Драко было проще смотреть на ее спину. Он не мог видеть лицо, в которое высказал столько всего гадкого. Кажется, это называлось совестью или что–то вроде того. Говорят, чистокровное волшебное семейство Малфоев было лишено этого качества, но ведь теперь его чистая кровь не имела никакого значения, а он сам был первым Малфоем, которому суждено было жить без магии. Задумавшись о том, сколько магических родов, имевших многовековую историю, прекратило свое существование, он не сразу услышал странный звук, который издала Грейнджер.

— Ты что? — Драко встал из–за стола и подошел к ней. Он снова боялся, и на сей раз страх его был весьма и весьма оправдан. Если с Грейнджер сейчас приключится беда, и он останется здесь с ее телом, об этом придется куда–то сообщить. Его, естественно, сделают главным подозреваемым и упекут в маггловскую тюрьму — и хорошо, если в тюрьму, а не вернут в Форт.

— Все в порядке, — проговорила Грейнджер и всхлипнула.

— Грейнджер? Ты плачешь? — Драко силой повернул ее к лицом к себе и недоуменно уставился в красные глаза, опухшие от слез.

— Я стольких не успела спасти, — проговорила она, часто всхлипывая. — Столько человек может погибнуть, и все из–за меня.

— Грейнджер, — с нажимом проговорил Драко и на всякий случай взял ее за плечи и тряхнул, — только не говори, что твой гениальный грязнокровный мозг этого не предусмотрел.