Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР (1928-1941)

Исследуя кампанию критики и самокритики, мы увидели, что власть сознательно и целенаправленно широко внедряет доносительство; проявлений недовольства и критических высказываний не просто ждут, их провоцируют, пытаясь в то же время контролировать формы их выражения. Власти не только намечают контуры того, что им хотелось бы получить с точки зрения содержания и формы. Создается целый механизм, предназначенный развивать и навсегда закрепить эту деятельность, сделав ее частью жизни советских граждан. Речь, однако, не идет о том, чтобы создать на пустом месте совершенно новую форму поведения. Основы подобной практики, как мы видели, сложились в давнем прошлом России и получили «новое дыхание» в первые годы советской власти. Как же отныне советское государство будет пользоваться всеми имеющимися у него рычагами (право, пропаганда, административные органы), чтобы поддерживать и контролировать практику доносительства? Как убедить советских людей преодолеть свои сомнения? Идет ли речь только о том, чтобы подтолкнуть их к действию, или рассматривается также возможность принуждения?

Как склонить к доносительству?

Способствовать доносительству означает прежде всего говорить о нем: регулярно, в ходе всех кампаний, которыми отмечены тридцатые годы, власть подчеркивает необходимость осведомлять ее обо всем, что не так. Это требование может принимать разные формы: право на «критику и самокритику» начала тридцатых годов становится «обязанностью быть бдительным» начиная с 1935. Но какими бы словами ее ни называть, практика всегда одна и та же. Пресса — и центральная, и местная, была хоть и привилегированным инструментом распространения этих призывов, но не единственным. На службу «критике и самокритике» поставлены все классические методы пропаганды: плакаты, печать и речи. Довольно длительные периоды, когда призывы к доносительству имеют сдержанный характер, чередуются с короткими периодами кампаний, когда они становятся настойчивыми и присутствуют повсюду.

Призывы сигнализировать

Самые откровенные призывы звучат во время чисток: в Москве в 1929 году достаточно простых плакатов на стенах коридоров, призывающих «сообщать, даже без подписи, факты из деятельности профессоров»{379}. Во время чистки в Академии наук в 1929 году, как мы помним, были устроены «специальные ящики», а вводная речь Ю. Фигатнера[111] была весьма недвусмысленной.

Тексты более общего содержания, опубликованные в центральной прессе, во всяком случае в первое время, в большей мере построены на намеках. Однако призывы и лозунги вроде «Направим рабочую самокритику против болезней в наших рядах, против расхлябнности, некультурности и пьянства»{380} или «вовлечение миллионных масс рабочего класса и крестьянства в дело выявления и ликвидации наших слабостей, наших ошибок»{381} (к выполнению этой задачи Сталин призвал во время той же кампании самокритики) оставляют мало вариантов для интерпретации.

В тридцатые годы предоставлялось множество случаев призвать массы к сотрудничеству. В 1930 году это выборы в советы, во время которых в «Поволжской правде» от 29 января «массы» призывают «учесть и выявить чуждых»: речь идет о постоянном уточнении списка лиц, лишенных гражданских прав[112]

. Чистка советского аппарата, начатая в 1928–1929 годах, также проводится с помощью сигналов и доносов. На XVI съезде партии (июнь — июль 1930 года) было заявлено, что «чистка советского аппарата — есть дело не только РКИ, а всей партии, всего рабочего класса», и это обязывает «все партийные организации и каждого коммуниста оказывать всемерное содействие КК-РКИ в этой работе»{382}. Упомянутые выше высказывания Фигатнера подтверждают природу этого сотрудничества. В апреле 1932 года по случаю «Всесоюзного пятидневника смотра-проверки работы Бюро жалоб» советских людей настоятельно призывают поддержать деятельность бюро, направляя туда сигналы. Инициатива возобновляется в июне того же года во время кампании по борьбе за «революционную законность»{383}. Когда Центральный Комитет учреждает политотделы МТС[113] в январе 1933 года, он также пользуется этим случаем, чтобы напомнить, что «…от коммунистов и сочувствующих им беспартийных требуется особая бдительность для того, чтобы организовать отпор этим элементам и разгромить их вконец»{384}.