Пять разных рассказов

Путь домой в памяти не отложился. В голове был какой-то туман, мысли путались, и уже в подъезде, прислонившись к холодным лестничным перилам в ожидании лифта, он вспомнил, что неожиданный собеседник не представился. Честно говоря, это Евгения Борисовича особо не смутило, главное, что слушал внимательно, не перебивал. Правда, в конце что-то неприятное сказал – тут Жека энергично потер лоб – но вот что именно, не припоминалось.

Долго не мог уснуть, вновь и вновь переживая случившееся. Его не услышали, проигнорировали. Его роман, скорее всего, даже не стали читать. Его, писателя Евгения Картасонова, просто стерли за ненадобностью, как лишнюю фразу в тексте…

Под утро навалился кошмар. Он как-бы вновь очутился перед поразившей его витриной, где книги превратились в экзотических птиц, гордо выставляющих на обозрение свои грудки в разноцветных перьях. Наклоняя головки, они клювами, как указкой, водили по грудкам-обложкам, приглашая окружающих прочесть и запомнить выделенные выпуклым красивым шрифтом название книги и имя автора. Ликующее щебетание усиливалось, каждый вёл свою партию и казалось, что нет такой силы, которая заставит их умолкнуть. Вдруг зловещая тень нависла над торжествующей, уверенной в собственной неотразимой привлекательности стаей. Книги-птицы всполошились, съёжились, заискивающе закивали головками.

Раскинув крылья, в витрину ворвалось чёрное, отливающее нефтяным блеском пернатое существо с твердым крючковатым клювом. Через крыло у него была перекинута муаровая лента, которую крепила нарядная, похожая на георгин розетка, составленная не из ленточных лепестков, а из металлических перышек, которые когда-то венчали перьевые ручки. Перышки походили на птичьи головки, но вместо глаз у них были маленькие прорези. Выпуклыми металлическими буквами сверкала на ленте угрожающая надпись…

…Нет, не прав будет тот, кто подумает, что надпись гласила «Государственная цензура» или «Служба судебных приставов». Цензуры, да ещё и официальной, уже давно нет, а служба судебных приставов писателями не интересуется – кто им, горемычным, кредит-то откроет? Нет, эта надпись была напитана нервнопаралитическим ядом, убивающим способность творить. «Золотое критическое перо федерального значения» – вот что было начертано на этой ленте, которая все увеличивалась и скоро стала похожей на парящий в воздухе рекламный баннер, который невидимое уже существо, словно воздушная гимнастка под куполом цирка, тащило за собой…

Евгения Борисовича разбудили вороны, выясняющие за окном свои непростые отношения. Он открыл глаза. Ощутил прилив физических сил. Будущее представлялось чётким и ясным, как картинка на мониторе компьютера. Он понял, каким образом можно заставить слушать себя, как прогнуть под себя этот изменчивый мир. Написанные им тексты будут читать и обсуждать! Больше того – для писателей его слово будет решающим…